Поляков и некоторые другие историки объясняют поражение 1941 г. слишком быстрой победой Гитлера на Западе. Надежду на затяжной характер войны отмечают и некоторые мемуаристы. Но как можно сетовать на быстрое поражение Франции в 1940 г. или отсутствие второго фронта в Европе? С какой стати оборона государства должна была зависеть от чьей-то стойкости или милости? Настоящий политик сумеет учесть всю совокупность внешних факторов, но не поставит жизнь страны в зависимость от неконтролируемых обстоятельств. Сталин в докладе о XXV годовщине Октября и в других выступлениях прямо выводил поражение РККА из отсутствия второго фронта. Этот тезис повторяет Ржешевский. Все это не может быть принято всерьез. Пассивность западных держав была сопутствующим фактом, но отнюдь не причиной поражений РККА. Напомним, что Красная Армия по существу без помощи союзников сорвала план скоротечной войны — основу всей завоевательной программы германского фашизма. Главным образом собственными силами она летом 1943 г. завершила борьбу за перелом в ходе второй мировой войны. Упреки Сталина Западу вызывают смешанные чувства. Да, СССР делал дело всего человечества. Но во главе этой страны стояли люди, недавно еще вступившие в сделку с фашизмом и объявившие западные страны «агрессорами». Да и сам Запад был достаточно далек от понимания общечеловеческих ценностей. Он руководствовался собственными интересами. Сопротивление же РККА обеспечивало ему время для вполне достаточной подготовки своих вооруженных сил к схватке с фашизмом.
В ряде выступлений Сталин позволил себе вскользь упомянуть о неких «ошибках», приведших к поражениям. Но эти жалкие намеки на признания нельзя принимать за чистую монету. Так, в речи после Парада Победы 24 июня 1945 г. «вождь», в частности, весьма туманно заявил: «У нашего правительства было немало ошибок…» Этой фарисейской констатацией вопрос был закрыт, по крайней мере, до смерти Сталина. Характерно, что ничего конкретного об «ошибках» не говорилось, что собственные «ошибки» он легко разделил с правительством; он признавал лишь одну, по существу ложную альтернативу: или Сталин у власти, или капитуляция. Нарочитое выделение им русского народа носило шовинистический характер, мысль о «терпении» русских лицемерна. Он прекрасно понимал, какими методами достигалось такое смирение. Говоря о том, что у «наиболее выдающейся нации из всех наций, входящих в состав Советского Союза… руководящей силы Советского Союза» будто бы существовала в 1941 г. свобода выбирать «другое правительство», «вождь» грубо фальшивил. Все узловые посты в государстве, Вооруженных Силах, карательных органах были заняты послушными исполнителями его воли. Лукавил он и относительно «мира с Германией и покоя», которые будто бы могло обеспечить «другое правительство». Он знал о провале собственных попыток заключить такой мир. Мир с гитлеровским руководством был исключен. В данном случае оно было верно принципу «все или ничего». Нечто подобное Сталин продолжил в речи 9 февраля 1946 г. Его фраза «победителей можно и нужно судить» звучит в высшей мере лицемерно. Он прекрасно знал, что его власть была вне какого-либо «суда».
Пытаясь выдать нужду за добродетель, Сталин представлял вынужденный отход РККА 1941–1942 гг. в виде заранее спланированного отхода в целях «заманивания» противника. В отличие от честного и открытого термина 1812 г. — «отступление» он назвал этот отход некоей «активной обороной». Ее элементы, естественно, были, но какой фантазией нужно было обладать, чтобы перемещение РККА от Бреста к Москве назвать обороной? С термином «активная (иначе — «наступательная») оборона», введенным и обоснованным впервые Жо-мини, манипуляции Сталина не имели ничего общего.
В речи 9 февраля 1946 г. «вождь» также оставил открытым вопрос о причинах поражений. Некоторые его общие фразы в равной мере могут быть отнесены к войнам и Ю. Цезаря, и А. Гитлера. Война обнажила факты, безжалостно сорвала покровы с лиц, государств, правительств, партий, пишет он, в частности. Касаясь экзамена советскому строю, он также оставался весьма далек от конкретного анализа, ограничиваясь совершенно пустыми декларациями, например, о нашей полной победе как «главном итоге войны», о победе общественного и государственного строя и Красной Армии. Он вновь и вновь восхвалял «советский метод» индустриализации страны и коллективизации сельского хозяйства как «в высшей степени прогрессивный метод». При этом «вождь» умолчал, во что обошелся этот метод. Вновь ударив по «махинациях троцкистов и правых», Сталин, естественно, отказался от рассмотрения каких-либо альтернатив своему «методу».