«Сталинизм»: правда о Сталине и миф о Кобе

Первая версия: их били на следствии. Но она сразу отпала, так как ни один из подсудимых побитым или загримированным не был. Например, немецкий писатель Лион Фейхтвангер, присутствовавший на втором московском процессе, писал: “Людей, стоявших перед судом, ни в коем случае нельзя было считать замученными, отчаявшимися существами. Сами обвиняемые представляли собой холёных, хорошо одетых мужчин с непринуждёнными манерами. Они пили чай, из карманов у них торчали газеты. По общему виду это походило больше на дискуссию… которую ведут в тоне беседы образованные люди. Создавалось впечатление, будто обвиняемые, прокурор и судьи увлечены одинаковым, я чуть было не сказал спортивным, интересом выяснить с максимальной степенью точности всё происшедшее. Если бы этот суд поручили инсценировать режиссёру, то ему, вероятно, понадобилось бы немало лет, немало репетиций, чтобы добиться от обвиняемых такой сыгранности”.

[В скобках замечу, что избивать арестованных просто не могли. И дело тут не в доброте/злобе следователей. А в том, что человек — слишком хрупкое существо и, если бы того же Радека избили — то вывести его на процесс можно было бы только через несколько недель — а, напомню, на процессах все обвиняемые выглядели хорошо.]

Вторая версия: в зале были гипнотизёры, которые внушали им правильные мысли. Это — чушь, ибо тогда гипнотизёры должны были бы знать все материалы процесса, весь порядок вопросов-ответов.

Адвокат Анатолий Кучерена в книге “Кому выгодно?” пишет о том, что подсудимая, вдова убитого генерала Льва Рохлина, Тамара Павловна, находилась под гипнозом, ибо вела себя как заторможенная. Да, скорее всего, так и было. Но это нельзя применить к процессам 1930‐х годов. Почему? Потому, что Рохлиной внушили одно обвинение и она была единственной обвиняемой, а на процессах Вышинский обвинял подсудимых по многим пунктам, да и самих обвиняемых было много. И нельзя было всем внушить одно и то же. Да и все свидетели процессов, тот же Фейхвангер, не пишут, что обвиняемые были заторможенными и вели себя “странно”.

Почему подсудимые, подписав на следствии признательные показания, не отказались от них на суде? Ведь суд был открытым и тот же Радек мог спровоцировать международный скандал, и Сталин вынужден был бы оправдываться.

Третья версия — “во имя интересов партии”. По-моему, ни один нормальный человек не возьмёт на себя преступления, которых он не совершал. Что за бред: партия, мол, заинтересована, чтобы ты, Лев Каменев, сказал, что решил заняться вредительством. А также она заинтересована в твоём смертном приговоре.

Подсудимые даже не пытались оправдаться. Что, по логике, должны делать подсудимые на политическом процессе? Активно защищаться, приводить аргументы в свою защиту, а если надежды на спасение уже нет — то выступать с политической декларацией. Так и поступали все политические во всех странах. Но ни в коем случае не признавать себя виновными! Тем более что почти у всех был опыт — многие сидели при царе. А в 1930‐е годы так себя вели коммунисты на судах как в третьем рейхе, так и на процессах, организованных режимами Муссолини и Франко.

А тут они даже и не пытаются защищаться, наоборот — спокойно рассказывают о своих преступлениях и проклинают Троцкого. Но ведь эти троцкисты должны в своём последнем слове воспеть его идеи и уйти на каторгу в ореоле мучеников.

Получается, что обвиняемые сами себе подписали не просто приговор, а — с мертный приговор. Они что — идиоты?!

Да почитайте речи Вышинского! Это же — не речи прокурора, а оратора, публициста, кандидата в депутаты Госдумы! Почти нет конкретики, сплошное обвинение во “враждебной деятельности” — любой независимый адвокат за пять минут поставил бы прокурора на место. Понятно, что это был концерт, в котором роли были расписаны между Вышинским, Бухариным, адвокатами…

Считаю, мой ответ на вопрос: почему они признавались в том, чего не совершали — правильный. Почему это я так уверен? А потому, что иначе невозможно объяснить их признания. Другие “ответы” на вопрос есть гадания на кофейной гуще — здесь будет и гипноз, и какая-нибудь “сыворотка правды”. И желание подсудимых поскорее умереть, чтобы избавиться от постоянных избиений. Да, желание у подсудимых было — но только не умереть.

Куда исчезли “революционеры-большевики”?

Мой ответ заключается в формуле: вывод агентов, выполнивших своё задание. А “признание вины” есть только форма “вывода”. Я ещё буду писать о “смертях” Гитлера, Гиммлера, Бормана, о “смерти” президента Синьцзяна. А вспомните советский фильм-сериал 1970‐х годов “Вариант «Омега»” — там разведчика (его роль исполнял О. Даль) партизаны так же “убивают” — чтобы немцы видели. А когда немцы уезжают, то разведчик спокойно уходит к партизанам, а оттуда — в Москву.