Сталинка(СИ)

Август стоял тёплый, солнечный. От дома рукой подать река Кизир стремится. Его чистые воды переливаются, играют на солнце яркими бликами и всплесками хариуса. Ну как тут не искупаться, а потом подпрыгивать и греться возле костерка на берегу?

И хоть утро было ещё раннее, но солнышко, поднявшись над горизонтом, согрело ступени крыльца, на которых четверо мальчишек ожидали пока мать подоит корову, и нальёт по кружке молока. Потом бегом на речку, или в лес за тонкими и гибкими прутьями, из них такие луки получаются! А надо ещё стрелы изготовить! Да мало ли дел летом у мальчишек? Только лето, такое дело, пролетает быстро. Не успеешь оглянуться, как сентябрь, с летящими по воздуху паутинками, с тёмно зелёными пятнами сосен и пиками елей на фоне рыжих берёз, тут как тут. В середине октября уже и снегу никто не удивляется. С первыми морозцами и замёрзшими колдобинами на разбитых по осени дорогах, утверждается ноябрь. В этот месяц Евдокия заболела. Спустилась в погреб и острая боль внизу живота перепоясала тело. Превозмогая боль, кое-как вскарабкалась по лестнице. А к вечеру стало ясно: либо помереть от потери крови дома, либо срочно ехать в больницу. Ехать? На кого оставить малолетних детей? Однако из больницы возвращаются, с того света никогда.

-Витя, Миша, Саша! Костенька? Я в больницу. То ли подняла что-то тяжёлое, то ли застудилась. На сколько - не знаю. Лишнего не задержусь. Виктор, ты за старшего. Печку будешь топить следи, чтобы угольки не выпали из поддувала. Задвижку раньше времени не закрывай. Угорите. - Наказывала, объясняла сыновьям, как взрослым. Одних оставляла дома, зимой. Старшему Вите - четырнадцать, Мише - двенадцать, Саше - только-только одиннадцать исполнилось, а младшенькому Косте - восемь лет. Опять судьба не оставляла ей выбора. Как будто злой рок преследовал по пятам. И снова приходилось поступать через "не могу".

Только на третьи сутки Евдокия оказалась в абаканской республиканской больнице. В палате кроме неё располагались ещё шесть женщин. Сама палата находилась на третьем этаже нового кирпичного здания. Ранним утром в палату зашла медсестра, чтобы взять кровь на анализ. Потом Евдокию погрузили на каталку и увезли на рентген, оттуда на осмотр к хирургу.

-Понимаете, мне быстрее надо, - пыталась объяснить ситуацию.

-После обеда придёт врач, посмотрит результаты ваших анализов, осмотра... и всё вам расскажет. - На этом разговор был окончен.

После обеда в палату вошла темноволосая крепкая женщина. Поздоровалась. Прошла к соседней с Евдокией койке:

-Ну, здравствуйте, как вы тут?

-Я умираю, доктор! Я понимаю, я умираю... вон кровь... кровь...

-Ну что вы, милочка? - она внимательно осмотрела женщину. - Кто вам такое сказал? Всё будет хорошо!

К Евдокии подошла, окончив осмотр.

-Зовут меня Эльза Фёдоровна. Вас сейчас отвезут в смотровой кабинет, там мы с вами и... поговорим.

В смотровом кабинете врач, ещё раз осмотрев Евдокию, хмуро выговорила:

-У вас рак матки. Причём запущен настолько, что смысла мучить вас не вижу. Выпишу вам обезболивающие и... отправляйтесь домой.

-Я не могу.

-Понятно. На скорой отвезём.

-Нет, не поэтому. Мой дом в Журавлёво, там четверо маленьких сыновей... одни.

-У них что, отца нет?

-Умер... недавно. Помогите. Ради детей - помогите! Приеду на руки к малолетним сыновьям... помирать?

В кабинете повисло тягостное молчание.

-Значит так, тебя прямо сейчас будут готовить к операции. Часа через два начнём. Не дай Бог, помрёшь! Нельзя мне... рисковать! Чтоб цеплялась за жизнь, как сможешь. Ну и я... ради детей... твоих.

Очнулась Евдокия в палате. Сколько прошло времени? Светло. Значит день. И вдруг со всех сторон начала наступать темнота, только шар плафона под потолком приближается: "Упадёт", - мелькнула безразличная мысль.

-Ну-ну! Давай, приходи в себя! Давай! Давай! - не чёткое лицо врача заслонило собой плафон. Евдокия почувствовала, что голова её мотается из стороны в сторону, и медленно подумала, что это врачиха бьёт её по щекам. Но свет становился ярче, а лицо врача приобрело чёткие очертания.

-Молодец.

Вместе со зрением вернулось сознание, пока тупое, заторможенное, но она вспомнила, что ей должны сделать операцию. Она потянула рукой край одеяла, заглянула - бинтов нет. И только слой марли укрывал разрезанный живот. И уже более отчетливо соображая, подумала: "Даже бинты переводить не стали. Умираю. Надо сказать, чтобы сыновей в детский дом..."

-Ну, чего слёзы льёшь? Ишь, развела тут! Второй день от тебя не отхожу! Давай ещё пару дней, и сама на перевязку!

"Злиться, ругается, что зря оперировать пришлось", - мелькнула мысль.

-Я умираю?