Сталкер или Труды и дни Андрея Тарковского

почти безгласное, почти безглагольное, медленно-медленно, как во сне, течет в кадре, и мы созерцаем его, впадая в почти трансовую очистительную безмысленность. Такова

мистика Тарковского, один из ее многочисленных, в сложной полифонической игре, нюансов.

Есть восточная история. Когда-то именитый духовный мастер перед уходом в иной

мир вышел к своим ученикам с обыкновенным, только что сорванным цветком в руке.

Он молча держал его, показывая по очереди каждому, и каждый говорил

глубокомысленные вещи, стремясь к наиболее эффектному и «проницательному»

изъяснению символического и иного «смыслов» цветка, пытаясь угадать

«философскую ситуацию» цветка и намерение учителя. И лишь один из учеников

молча улыбнулся цветку, когда учитель подошел наконец к нему. И так и не сказал ни

слова, лишь поклонился. Ему-то мастер и вручил цветок как знак наследования

духовной традиции.

Говорят, что с этого и начался дзэн.* В этой истории много от его сути, близкой

сути Тарковского-мистика. Цветок есть, и бытийствование цветка, как и любой вещи, есть самое необъяснимое; реальность у Тарковского предстает в такой же вот

невыболтанной таинственности, в такой же наивной и подлинной трансцендентности, что и этот «дзэнский» цветок.

Биограф хватается за иллюзорность индивидуальности. Но поэт и композитор

Гофман в сценарии Тарковского «Гофманиана» смотрится в зеркала и не видит никого: пустота. Личность, личина — исчезли, испарились. Осталось сущностное, а у него, как

известно, нет лика. И если мы внимательно, «сущностно» всматриваемся в себя, то не

видим никого, потому что наша личность, наша отъединенность от целого —

иллюзорны. Индивидуальная душа — болящая, любящая и страдающая — растворена

в целостности чистого анонимного сознания.

И что есть проницательность современников? Во что могут проникнуть их

скользящие взгляды, озабоченные практическими аспектами отношений с «гением», когда они его ни в коей мере таковым не считают? Что есть их проницательность, когда они запутываются в своих собственных функционально-эмоциональных

аберрациях? Да и что может заметить современник И.-С Баха в Бахе,— что он может

увидеть в отце двадцати детей, в усталом канторе, переезжающем из города в город в

желании прокормить ораву и дать себе возможность нормально работать?

Да и что вообще мы видим? Самих себя. Мы смотримся в другого, чтобы увидеть

свое отражение. Мы заговариваем с человеком, чтобы дать сказаться самому себе. И

разве мы видим, разве мы слышим в человеке ту его неизвестность самого себя, 7

которой он на самом деле и является? Кто наблюдает за этой «неизвестностью» в

другом?

Родословная

То, что Андрей Тарковский — сын поэта Арсения Тарковского, знают все, однако

не все знают, что Андрей Тарковский был родовит и по линии отца, и по линии матери.

И по некоему исторически счастливому стечению обстоятельств родословная

Тарковских известна в подробностях чуть ли не до XVIII века, и есть книга отчасти на

эту тему, где любовно собраны и изложены свидетельства и хроника —.«Осколки

зеркала» Марины Арсеньевны Тарковской. В первой главке она пишет: «...Мамина

мать, бабушка Вера Николаевна, встретила Февральскую революцию с красным

бантом на отвороте труакара. <...> В девичестве она носила фамилию Дубасова.

"Первое упоминание о Дубасовых в летописи — думный боярин при царе Алексее

Михайловиче",— говорила бабушка со слов своего отца. Адмиралу Дубасову, уроженцу Петербурга, московскому генерал-губернатору, он приходился дальним

родственником и не был с ним даже знаком. <...>

В 1905 году бабушка вышла замуж за дедушку — Ивана Ивановича Вишнякова. Он

был родом из Калуги, дед его был протоиерей, отец — казначей. Дворянами они не

были. Этот мезальянс оправдывался тем, что дедушка был судья, "универсант". <...> В

1907 году у Вишняковых родилась дочь Мария — наша с Андреем мать.

Что касается папиного происхождения, то корни его уходят в Польшу. Дедушке

кто-то предлагал унаследовать бесхозные табуны и серебряные копи шамхалов

Тарковских в Дагестане. Отсюда возникла версия о кавказском происхождении рода.

Документальных подтверждений этой легенде не имеется. Генеалогическое древо

Тарковских находилось среди бумаг, которые хранились в нашем доме после смерти

папиной матери. <...> Потом этот пергамент куда-то исчез. Осталась грамота 1803 года

— "Патент", написанный по-польски, в котором подтверждаются дворянские

привилегии майора Матвея Тарковского. Из этой грамоты и из

8

8

"Дела Волынского Дворянского собрания о дворянском происхождении рода

Тарковских" ясно, что прапрапрадед, прапрадед, прадед и дед папы жили на Украине и

были военными. Они исповедовали римско-католическую религию, а папин отец был

записан в церковной книге православным и считал себя русским.