Сталкер по прозвищу Брысь

– Много лет назад, мы работали с Нестеровым над секретным военным проектом, – тихо начал свой рассказ Чуйков, – у нас были определенные успехи. Мы работали над оружием, которое превосходило и атомную, и водородную, и нейтронную бомбу. Но, произошла катастрофа. Наша первая установка взорвалась. Погибли люди. Техники, лаборанты, охрана… Здание, рухнуло. В живых остались я и Нестеров, а также один лаборант. Последний очень сильно пострадал при взрыве, и мы не знали, выживет он или нет. Половина комплекса, где располагалась взорвавшаяся установка, и вход в комплекс оказались разрушены, а мы погребены под почти километровым слоем горных пород. Мы были вынуждены выживать в условиях полной изоляции от всего мира, без связи, в полуразрушенной лаборатории, в надежде, что нас когда-нибудь найдут и спасут. Нам повезло, что лаборатория была обеспечена продуктами, водой и воздухом для автономного существования. И нам повезло, что энергетическая установка не пострадала. Она располагалась на нижних, не доступных уровнях, и исправно снабжало нас электричеством. И чтобы не впасть в отчаяние, у нас была только одна возможность, продолжить нашу работу

– Еще тогда, Нестеров, был одержим идеей чистой науки, – продолжал Чуйков, – Наука – превыше всего. И всё во имя чистой науки. Без морали и принципов. А, как и для чего могут быть использованы полученные знания, не имело значения. Наука ради науки – это было его кредо. Я с ним был не согласен. У нас были долгие споры о морали и науке. Но нас обоих интересовал результат. Поэтому мы не переставали работать. Тем более выбора у нас не было. Мы сумели восстановить вторую установку. Запчасти собирали по всем закоулкам. Разбирали все, без чего могли обойтись. Но самого главного, генератора излучения, у нас не было. И тогда Нестеров предложил использовать генератор от погибшего оборудования. Я не был уверен, что это сработает. Полуразрушенный генератор мог взорваться в любую минуту. Но Нестеров был упрям. Он настаивал. И я согласился. Установка была собрана. Лаборант, к тому времени немного оклемался, и стал помогать нам. Как-то так получилось, что всем стал командовать Нестеров. Он был неисчерпаемым источником идей и энтузиазма. И вот настал момент, когда установку можно было испытать. Что у нас получится, мы не знали. Наша цель была, на тот момент, самая приземленная. Мы хотели создать проход в куполе лаборатории и выйти наружу.

Чуйков немного помолчал. Никто не пытался нарушить молчание профессора. Все ждали продолжения рассказа.

– Мы с Нестеровым договорились, только опробовать установку. Включить и выключить. Посмотреть, работает она или нет. Включили. Я стоял на рубильнике. Моя задача, в случае чего, отключить установку. Нестеров сидел за приборами. В тот раз всё прошло планово. Установка включилась, отработала пять минут, и мы ее отключили. Потом мы еще несколько раз включали установку в различных режимах. Но стены лаборатории не поддавались. Наш лаборант совсем впал в отчаянье. Он стал с нами груб. Он уже не надеялся на чудо и на то, что нас спасут, а его вылечат. И постоянно плакался, что жизнь кончилась. А всему виной эти сумасшедшие ученые. Тогда Нестеров в порыве гнева загнал его в установку и включил генератор. Я подбежал поздно. Установка уже работала, а лаборант стоял в поле излучения генератора. Я выключил установку. Нестеров, с перекошенным ненавистью лицом, набросился на меня. Он обвинял меня в срыве эксперимента. Бесновался, что остановил эксперимент без его команды. Я тоже очень рассердился. Кричал, что я тоже ученый, и заинтересован в исходе эксперимента не менее его, но всему есть предел. И ещё, я заявил, что я больше не буду участвовать в его авантюрах и ему не позволю проводить бесчеловечные эксперименты. Тогда Нестеров набросился на меня с кулаками. Нас разнял лаборант. Он подошел к нам и совершенно спокойно проговорил.

– Ребята. Я здоров. У меня НИЧЕГО не болит. Я ЗДОРОВ!!!

Мы стояли ошарашенные и не знали что сказать. А на следующий день нас откопали. Нас в срочном порядке доставили в одну ведомственную клинику, где очень тщательно обследовали. С Нестеровым я не разговаривал и почти не встречался. Хорошо, хоть у каждого была своя палата. Лаборант тоже лежал в этой же клинике. Я виделся с ним. Пару раз. Последний раз, он пришел ко мне в палату и сказал, что ему становится все хуже и хуже. И всё лечение сводится к бесконечному потоку анализов и тестов. И что ему надо вернуться, и войти снова в установку. Мол, только она его вылечит. Он в это верил и надеялся. Я отговаривал, убеждал, что это не факт. И, что наиболее вероятно, он там погибнет. Он не поверил мне. Даже обиделся.