— Я помогу вам, господин. — Девушка осторожно поставила на столик опустевший бокал и с благоговением посмотрела на князя.
— Поможешь? — недоверчиво усмехнулся тот. — Как?
— Проберусь в сад вашего друга и посмотрю, что у него там растёт.
— Проберёшься? Но там же сторожа, слуги...
— Господин, поверьте, я смогу это сделать. Вы же видели... — Лэй снова улыбнулась, только на этот раз не так, как прежде, а гораздо жёстче, с некоторой даже хитринкой, с уверенностью, как улыбаются люди, знающие себе цену.
— Бедные слуги, — хмыкнул нойон. — Нет...
— Господин, я не буду их трогать. Никто ничего не заметит. — Лэй пылко схватила князя за руку. — Поверьте мне, господин!
И с таким надрывом, с такой надеждой и желанием помочь были произнесены эти слова, что Баурджин махнул рукой:
— Ладно, делай как знаешь. Попадёшься — выручу.
— Не попадусь, господин.
Дрожащее пламя светильника выписывало на стенах узоры танцующих теней. От накрытого циновками кана струилось приятное тепло, на низеньком столике стояли бокалы с вином, а рядом с Баурджином, тесно прижавшись, сидела красивая девушка — Лэй.
— Господин... — выпив очередной бокал, тихо спросила она.
— Что?
— Я... Я сейчас осмелюсь... осмелюсь вас поцеловать...
Не дожидаясь ответа, Лэй прильнула к его губам со всем нерастраченным пылом своей непорочной и жестокой юности...
Князь не вспомнил бы, кто кого начал раздевать, то ли он — Лэй, то ли она, то ли девушка просто выскочила из явно великоватого ей халата и — нагая и притягательно красивая — увлекла господина за собой в спальню.
Сплетённый жар обнажённых тел полностью захватил обоих с той непостижимой уму страстью, которой, кажется, и не существовало никогда на земле, а только лишь писатели-романтики описывали её в своих любовных романах. Лэй оказалась девственницей, и оттого Баурджину стало ещё более приятно. Почему? Кто знает...
— О, господин!
Когда они наконец успокоились, уже начиналось утро. За окном брезжил алым туманом рассвет, лаяли выспавшиеся за ночь псы, а за стенкой, совсем рядом, кашлял проснувшийся Лао.
— Я побегу в харчевню, — спохватилась Лэй. — И нужно ещё успеть заглянуть в соседский сад... — Накинув на плечи халат, она посмотрела на стену. — Они...
— Они никому ничего не расскажут, Лэй, — спокойно заверил князь.
Глава 8
ИНЬ И ЯН
Зима 1211 г. Ляоян
Горят светильники и там и сям, как в той степи
Костры
И освещают нас, пришедших ниоткуда, —
Пьяниц,
Бродяг убогих,
Конокрадов,
Разбойников с большой дороги...
Стражники были уверены в себе. Гнусные выродки, озабоченные вовсе не охраной спокойствия горожан, а собственными омерзительными делишками. Сладко жрать, мягко спать, каждую ночь обладать жрицами продажной любви — вот всё, что их интересовало в жизни. Тупые и жадные свиньи, они быстро настроили против себя весь квартал — ибо не давали его жителям вздохнуть свободно. Брали мзду за всё. И — со всех, исключая разве что хозяина корчмы «Синяя рыбка», которому покровительствовал какой-то высокий чиновник. Остальные покорно платили, а куда денешься — у стражников власть и сила. Аппетиты тварей росли с каждым днём, а ведь район считался бедняцким, и мало кто имел возможность заплатить хотя бы совсем уж мелкую денежку. Однако стражники не брезговали — брали натурой. Не можешь заплатить за то, что провёл по улице воз с глиной? Ах, хозяин глины платил... А чья телега? Твоя?! Так плати! Не можешь? Хм, говорят, у тебя дочка красавица? Ах, ей всего двенадцать лет? Самое то. Сегодня же вечером отправишь её... знаешь куда. Что скривился? Не нравится? Тогда заберём телегу и волов. Детей пожалеть? Так мы и говорим — пришли сегодня дочку... Как её зовут, кстати? Юй Хань? Красивое имя.
А, Ван Синь, бродяга! Опять торгуешь своей тухлой рыбой? Что-что? Не тухлая? А давай-ка её сюда, попробуем. Хм... И в самом деле, не тухлая. А кто разрешил тебе её продавать? Платить кто будет? Нам-то какая разница, что ещё не расторговался. Твои проблемы, Ван! Вечером принесёшь деньги... знаешь куда. Две связки монет! Две, две, не ослышался. За то, что сейчас у тебя не нашлось связки.
О! Какие люди! Кажется, конопатчик бочек господин Хэнь Чжо? Хороший халат у тебя, Хэнь Чжо! Красивый какой, с жёлтыми шёлковыми полосками. Ах, подарок дочери. Знаем, знаем твою дочь, Хэнь, и работу её знаем. Хорошо трудится, особенно — языком. Что краснеешь? Кстати, знаешь, что тебе положено пятьдесят ударов палкой? За халат, за халат, Хэнь. Разве простолюдины имеют право на жёлтые шёлковые полоски? Ах, забыл! Ну, так мы тебе напомним... Три ляна серебра! Как нет? Тогда — четыре До ночи ищи, где хочешь, можешь — ха-ха — у дочери в борделе спросить, туда ведь иногда заходят важные господа, коим очень нравится, как работает язычком твоя дочь! Вот пусть и расстарается для родного папашки. Время до ночи, запомни, Хэнь, иначе сам знаешь, что будет.