Стальное крыло ангела

Ноздревой, прилипший к окну на заднем сиденье, лаконично комментировал: сейчас направо, теперь налево.

– У Пашки 16-й дом, – просветил он и заткнулся.

Я украдкой разглядывал его в зеркало. В непривычной для себя компании капитан вел себя зажато, его терзали смутные беспокойства. Он безотрывно смотрел в окно, кусал губы.

Замелькали белые оградки, запестрели цветники. Не доезжая пары строений до конца улицы, Борис подал машину в сторону, прижался к забору.

Домик ничем не отличался от остальных. Задернутые занавески в окнах, во дворе хилая клумба, пара бочек, врытых в землю. Посреди газона, который отчаянно нуждался в стрижке, стоял дешевый шезлонг из алюминиевых трубок и брезентовой материи. Мангал на четырех ножках, из которого торчали горлышки пустых пивных бутылок. Если учитывать, что в доме проживал одинокий мужчина, то ничего сверхъестественного.

– Пойду шумну, что-то долго он спит, – проворчал Ноздревой.

Он открыл невысокую калитку, прошагал по дорожке, посыпанной гравием, взбежал на крыльцо и постучал. Ответа не было.

Я вошел на территорию следом за ним, огляделся. Подтянулись остальные.

Ноздревой продолжал барабанить, выходил из себя:

– Ревенко, мать твою, открывай! Товарищ майор, – обернулся он ко мне, – Пашка вроде бы дома, туфли на крыльце бросил, видите? Может, конечно, и в других ушел…

Он спустился с крыльца, подошел к окну, стал всматриваться, прикрывшись ладонями. Пожал плечами, снова взбежал на крыльцо.

Серега Викулов обошел вокруг здания (периметр был, мягко говоря, недлинный), негромко бросил:

– Там еще два окна, везде шторы задернуты. Засада, в общем, командир…

Я поднялся на крыльцо, отстранил Ноздревого. Он попятился, прижался к перилам. Дверь была закрыта на замок. Судя по замочной скважине, самый примитивный английский замок со скошенной собачкой – сейчас такие уже редко встретишь. Дверь в пазу держалась плотно и все же не до конца упиралась в порожек, имелась щель.

Я опустился на колено, поднес нос к нижней части двери, втянул воздух.

Сладковатый дух уже витал. Еще не густой, но уже устоявшийся. Я поморщился – ну, без этого никак! Ноздревой, похоже, все понял, физиономия его сделалась какой-то пресной. Остальные переглядывались.

Я ударил в дверь плечом. Скоба, держащая собачку, вылетела из косяка вместе с шурупами. Прихожих в этих сборных домиках не было. Сразу комната – она же прихожая, «горница» и кухня, а в задней части еще одна дверь – видимо, спальня, значительно уступающая первой комнате по объему.

Тело молодого человека – босого, в майке и клетчатых домашних штанах – лежало в скрюченной позе под кухонной тумбой. Лицо распухло, отекло. Кулаки были сжаты. Последние минуты жизни, видимо, выдались нелегкими, его выгибало, пена шла изо рта. Он пытался продохнуть, втягивал в себя воздух – оттого лицо и осталось таким, словно его надули.

Я на цыпочках, словно боялся разбудить спящего, вошел в домик, опустился на корточки, прижав к носу платок. За спиной сдавленно охнул Ноздревой, шепотом выругался. Глаза покойного затянула муть. Лепить посмертную маску с такой страшноватой физиономии я бы не стал – неблагодарное занятие. Разве что для театра ужасов. Открытые участки кожи покрывала трупная сыпь. Я не эксперт, но больше суток этот бедолага тут уже лежал.

Признаков насильственной смерти на теле я не заметил – по крайней мере, явных. Но какая вероятность, что он умер от банального сердечного приступа? Ох уж эти «радостные» совпадения…

– Константин Алексеевич, это он – Ревенко?

– Да… – выдавил Ноздревой. – Бедный Пашка, вот же судьба-злодейка…

– Ревенко никогда не жаловался на сердце?

– Не припомню. Он был здоров как бык. Слушайте, товарищи офицеры, меня сейчас вырвет, я на улице постою, добро?

Он попятился, выбежал на крыльцо, уронив что-то в дверях. Я выразительно глянул на Соколовского – мол, перекури с человеком, составь ему компанию, заодно позвони, куда следует.

Я прогулялся по комнате, стараясь ничего не затоптать. Толкнул дверь в спальню, проигнорировав дверную ручку. Спальня была крохотная, насилу вмещала кровать и шкаф. Там не было ни трупов, ни разрушений.

С улицы доносился голос Ромки Соколовского – он звонил в штаб. Парочка криминалистов там есть, значит, скоро подъедут. Оставалось набраться терпения. Я подал знак своим: ничего не трогаем, медленно отступаем.

Глава одиннадцатая

Компетентный народ подтянулся минут через двадцать, криминалисты осматривали место происшествия, а я курил на крыльце и размышлял.

Смерть не случайная, это и ежу понятно. Масса способов вызвать смерть, похожую на сердечный приступ. Тот же укол передозированного строфантина – и мгновенное «адью».

Убийца (читай, Нептун) не поленился лично прийти и прикончить Ревенко. Проживает в этом же поселке? Или со стороны подкрался? Очевидно, в темное время суток, чтобы не светиться – то есть в ночь с воскресенья на понедельник. К визиту прапорщик Ревенко явно не готовился – достаточно посмотреть, во что одет.