Холмы разделяли два района города и принадлежали ему лишь частично. Где-то в смешении вершин и впадин вилась граница города и не-города, невидимая, неощутимая. Город окружал Холмы с трёх сторон, с четвёртой их подпирала тайга. Холмы поросли жёсткой по колено травой. Траву рассекала сеть грунтовых дорог. Путешествуя по этим дорогам, можно было наткнуться на маленький одинокий домик без забора и огорода, но явно жилой. Ещё ни кому не удалось увидеть домик дважды.
Она свернула на грунтовку. Дорога уходила вверх. Справа тянулся всё тот же частный сектор, собаки здесь правда молчали, а, может, просто напросто не водились. Слева шуршали жёсткой травой Холмы.
Метров через пятьсот она оставила за спиной последние заборы и дворы. Холмы полностью и безоговорочно приняли её в себя. Она ещё немного прошла вверх, затем остановилась и повернулась лицом к городу. Ей всегда нравилось смотреть на город сверху. Сейчас она видела белые многоэтажки микрорайона, заводы под серой дымной шапкой и угольный блеск далёкой реки. Она села в траву у обочины. Слева микрорайон, справа заводы. Между ними полудикая-полузаброшенная промзона и клочок частного сектора. Небольшой кусочек небольшого города. Но было в нём что-то… что-то такое…, что заставляло замирать, смотреть, не отрываясь; впитывать. Ветер лениво перебирал траву. Солнце то скрывалось за облаком, то вынуждало щуриться и прикрывать глаза козырьком ладони. Она ждала, что вот-вот рядом с её тенью возникнет ещё одна, и рядом в траву сядет кто-то с дымчато-серыми глазами. Небо над заводами – болезненно серое пятно на голубом. Никто не пришёл.
Она встала и продолжила путь. Дорога плавно уходила вверх к гребню холма. С джинс упало несколько прошлогодних травинок.
Вскоре у обочин появились помойки: аккуратные кучки из нескольких пакетов туго набитых разнообразным мусором. С каждым пройденным метром количество помоек у обочин стабильно росло. Постепенно помойки слились в сплошную полосу свалки. Местами высота мусорного вала достигала человеческого роста. По кучам мусора радостно прыгали дети лет восьми, надеясь найти в отходах что-нибудь интересное. Она почувствовала как что-то сжалось в груди. Горожане заботились о чистоте города, стыдливо пряча мусор по закуткам. Наибольшей любовью пользовались густые кусты, плотный подлесок и обочины малоезжих дорог.
Она поднималась по склону холма. Свалка сошла на нет через четверть километра. Тащить мусор столь далеко местным жителям было лень. Она перемахнула через гребень холма. Могучая заросшая травой спина заслонила и микрорайон, и заводы, и реку. Дорога разделилась. Одна тянулась дальше в Холмы. Другая круто сворачивала вправо. Девушка остановилась и посмотрела на дорогу, спускавшуюся в неглубокую ложбину и тут же карабкающуюся на крутой склон следующего холма, и свернула направо.
Новая дорога привела её к щиту из жести, покрытому вмятинами и волдырями. Местные не один год наведывались к нему поупражняться в стрельбе из пневматики. Кое-где на щите остались чешуйки краски. Девушка знала примерный текст: «Внимание! Полигон… Вход и проезд запрещён». Возможно, когда-то это кого-то и останавливало. Но теперь…
С той стороны навстречу девушке шли мужчина и женщина. Мужчина нёс на плечах большой пузатый мешок. Женщина сжимала в руке лопату. Они прошли мимо, бросив на неё настороженный взгляд.
Она пересекла границу отмеченную щитом. Чуть дальше виднелся задранный вверх ржавый шлагбаум. За ним начинался полигон. Полигон представлял из себя небольшой золоотвал с озерцом в центре. По берегам через каждые пять метров были установлены таблички «Купание запрещено». Для не умеющих читать красноречивая картинка. Она посмотрела в воду. Мёртвая пустая чернота. В то, что находятся желающие здесь купаться, верилось с трудом. Хотя…
Небольшие округлые ямы рассыпались по золоотвалу в художественном беспорядке. Видимо местные жители нашли угольной золе применение в хозяйстве. Она медленно прошла по примыкающей к полигону дороге. На обочине торчал из земли большой серый вентиль. Она потрогала его пальцем. Холодный.
За полигоном обнаружился тоненький ручеёк, почему-то пахнущий хлоркой. Она набрала из него горсть воды и поднесла её к самому носу. Вода действительно пахла хлоркой. Она осторожно лизнула воду. Вкус точь в точь – некипячёная из под крана. Она озадачено посмотрела вверх по течению.
– «Интересно, откуда он?»
Она уже собралась пройтись вверх по течению, но внезапно навалившаяся робость не дала сдвинуться с места. Подобное случалось с ней достаточно часто. Она и сама не понимала, откуда всплывали мысли о злых кричащих охранниках и ночи в отделении полиции.
Она перешагнула ручей и поднялась на холм. На соседней вершине светилось сквозь деревья небольшое кладбище. Где-то в прилегающем к нему лесу стояла коричнево-зелёная пирамидка из стали, а на ней щерилась во все стороны алая звезда. Эту могилу собаки-пограничника показал ей отец. Он даже рассказывал что-то о подвигах, она не запомнила. Теперь жалела об этом. Тогда, один день, двенадцать часов, они были с отцом близки.