Стальное сердце под угольной пылью

Он со всей своей территории собрался в одну точку. Сознание болезненно сжалось. Он поморщился и потянулся, пробуя в деле вновь приобретенные мускулы. Что-то хрустнуло. Он так и не понял внутри или снаружи.

Его уже ждали. Сквозь траву парка топталась жалкая душа. Всё что осталось от Вешателя. Слишком мало.

– У нас проблема! – душа шагнула навстречу.

– Как ты ко мне обратился? – его голос сочетал в себе лёд и пламя ада.

– Простите, хозяин. – Душа рухнула ему под ноги. – Только не снова, пожалуйста. Я помню, я исправлюсь.

Он отодвинул душу носком кроссовка: «Так что случилось?».

– Домовые с Лазо буйствуют, хозяин. Жертв пока нет, хозяин, но если дальше так пойдёт, то будут. В одном подъезде выломали все замки из входных дверей, в другом облили ступени маслом, в третьем была массовая драка между хозяевами и пришлыми. – Душа поймала недовольный взгляд мужчины. – Можно не продолжать, хозяин?

– Люди. – Он поморщился. – Сначала заводят, потом бросают.

Душа молчала. Он пнул её. Просто так, от злости. Душа заскулила, растягивая рот в улыбке. Он плюнул и шагнул на улицу Лазо.

Над головой лопнула лампочка уличного фонаря. Волосы и плечи покрыла стеклянная крошка. Он нахмурился.

Через пустой оконный проём второго этажа вылетела табуретка без сидушки и закувыркалась по траве. Он вошёл в подъезд. Из распахнутых настежь дверей квартир доносились голоса. Пьяные, плачущие, стонущие, злые.

Он заглянул в одну из прихожих. Обои свисали широкими полосами. Стены уже разрисовали и исписали. Он попытался представить, как здесь всё выглядело, когда жили люди, и не смог. Ничего личного не осталось. В квартиру вошёл город. Откуда-то со двора прилетел звон разбитого стекла.

Он стал в центре лестничной площадки.

– Прекратить! – его голос проник в каждый угол.

С потолка оторвался и упал под ноги кусок штукатурки. Где-то снова зазвенело стекло. Закричала женщина.

– Угомонитесь!

Ему в грудь ткнулся проеденный молью валенок.

– Ты нам не указ!

– Круши!

– Сволочи!

Он чуть распустил шнуры на сознании и увидел их всех. Злых и потерянных. Он медленно сжал пальцы в кулак. Они застонали. Он слышал каждого.

– Я вас уничтожу, – в его голосе не было угрозы.

Они хотели ответить, но не могли. Он разжал пальцы. Они заплакали.

– А, и уничтожай. – Голос звучал один, но говорили все. – Зачем теперь жить?

– Заботился, кошку чесал, вещи под руку клал, – голос звучал другой, но снова говорили все, – дитё баюкал.

– Куда теперь?

Он молчал. Домовым без четырёх стен жизни нет. Снесут дома, и всё. И сами уйти не могут.

– Пойдёте под мою руку? – он спросил ласково и ощутил прокатившийся по ним страх. – Исчезните же.

– Лучше исчезнуть, – в этот раз в голосе не было единодушия.

– «Чем перестать быть».

Измениться, потерять себя, сменить сущность. Ужас с каплей надежды. Он создал веник, поднялся на второй этаж и провёл веником по углам и закоулкам: «Домовой, домовой пойдём на новое место». Тоже самое он проделал на первом этаже.

– Не вздумайте буянить. – Он бережно держал потяжелевший веник, обращаясь к остающимся. – Задницы надеру.

Они молчали. Он вышел на улицу. Переступая порог, ощутил, как дрогнул веник и улыбнулся. Дом за его спиной притаился в ожидании участи.

С ним ушли трое. Больше не домовые, всё ещё добрые заботливые духи. Каждому их них он поручил по фонтану.

Он вернулся к дому через неделю в день сноса. Ещё раз предложил оставшимся уйти с ним. Ответом стала брошенная под ноги тарелка.

Он поднял осколок, разрезал себе ладонь – на порог обречённого дома упало несколько капель – и сбросил с себя тело. Теперь он ощущал этот дом точкой боли, тоски и страха. Она тянула во все стороны тонкие липкие щупальца. От неё надо было избавиться, и он избавился. Мягко и милосердно.

23 глава

Она тряслась в большом автобусе. Одном из тех массивных старых бизонов, что её однокурсник, любитель барабанов, ласково называл «лоховозами». Ей нравилось это слово. Она не вкладывала в него ни грамма негативного смысла.

Было душно. За окнами медленно плыла очередная промзона, заброшенная чуть менее чем полностью, и вездесущие железнодорожные пути. Некоторое разнообразие вносили бетонные гаражи, но они быстро закончились.

Какая-то бабушка ругала внучку лет семи за потерю десяти рублей так, что слышал весь салон. Она уже хотела дать старушке эту несчастную монету, когда за девочку заступился крепкий дед, сидящий на раскладном стуле. Заковыристые обороты, как ни парадоксально, приятно разнообразили поездку и несколько расширили словесный запас присутствующих.

Промзона сменилась тополиными зарослями. Железная дорога всё так же тянулась вдоль шоссе. Бабушка ответила деду, что не лез бы он не в своё дело и к чужим девочкам. Выражения её кружевные и витиеватые существенно раздвинули для всех присутствующих рамки обесцененной лексики. Дед не остался в долгу. За окнами мелькали тополя. Пассажиры расширяли кругозор.