Потом хозяева купались в озере. Она сидела на причале и болтала в воде ногами, потому что у неё не было с собой купальника. Вода, неожиданно холодная, ласкала ступни. С разреза донесся гром взрыва.
Обсохнув, парень вновь посадил её на мотоцикл и повёз показывать Голубые озера. Дорога к озёрам по укатанной чёрно-красной крошке пустой породы заняла не более двух минут. По сути, они объехали «змеиный» вал и уцелевший кусок холма, который разделял озёра и дачный посёлок. Она уже хотела спросить, почему нет дороги напрямик, когда увидела ступенчатые осыпающиеся обрывы, спускающиеся к озёрам. Обрывы эти кое-где, там, где смогли уцепиться трава и облепиха, светились зеленью. Остальное – мелкая бесплодная порода. Красное, чёрное, рыжее. И затаившаяся до первого порыва ветра пыль. Между озёрами на относительно горизонтальных участках ровными как по линейке рядами темнели сосны.
Она вертела головой со смешанным чувством. Её восхищала сила природы, способная затянуть даже такие чудовищные шрамы, вернуть жизнь на пустую вывороченную породу. Её резало болью от красоты изначального холмистого рельефа, что угадывалась в этом смешении ступеней. Она не понимала, почему, забрав всё необходимое, нельзя было сгладить, причесать ландшафт. Ведь в двух шагах, за огрызком холма, всё совсем иначе.
Парень остановился на берегу длинного узкого озера. Чуть дальше и ниже виднелось ещё одно поменьше. Вода в озёрах была ярко-бирюзовой и мутной настолько, что дно не просматривалось даже на мелководье. Несмотря на это в дальнем озере купалась семья с двумя мальчиками.
Сочетание бирюзовой воды, грязно-рыжих берегов и изломанного ландшафта порождало нечто нереальное, фантастичное, с непонятной, но острой эстетикой. Она молчала, переваривая впечатления. Парень с улыбкой наблюдал за её мимикой. Чуть позже он показал ей ещё два озера, отличавшихся от первых только формой. Та же вода, те же берега.
Постепенно она разговорилась. Но потом так и не смогла вспомнить, о чём она рассказывала. Наверно о чём-то естественном и будничном.
По окончании прогулки они вернулись в дачный поселок. Её снова накормили, не слушая возражений. Потом его отец ловил с причала рыбу, а мать варила клубничное варенье. Пенки она собрала на фарфоровое блюдце и отдала сыну. Они ели пенку, макая в неё пальцы. Его мать, увидев это, назвала их дикарями. Потом была рыба. Его отец показал ей как правильно завялить улов.
– Этот балбес всё равно никогда не научится.
Вечером парень отвёз её на остановку в Листвяги. Они обменялись номерами и пообещали друг другу обязательно встретиться снова, и может быть, сходить в кафе или кофейню.
Она стояла на остановке и смотрела, как парень сворачивает на дорогу к дачам.
– Кто это? – его голос возник за её спиной.
– Парень, – она ощутила, как в желудке сворачивается змея.
– Что за парень? – он обошёл её и заглянул в лицо.
– Просто парень, – она умела лгать, глядя в глаза.
– Ты дала обещание, – он знал об этом.
– Это другое. Он… настоящий… – она не договорила.
– А я нет, – он закончил за неё.
Он исчез. Она дождалась автобуса и уехала домой. А через две недели на Кирова из-за резкого манёвра джипа молодой мотоциклист превратился в дымящееся месиво плоти, металла, костей и резины. Пожарные смыли с полотна недогоревшие остатки бензина и крови. Медики забрали тело. Полиция опросила свидетелей. Они подробно описали марку и цвет машины и одежду водителя, но никто не запомнил ни черт лица, ни цвета дымчато-серых глаз.
24 глава
Он опустился на асфальт у её ног.
– Я хочу понять.
Она опустила книгу и посмотрела на него. За его спиной белела стела «Дружба народов», называемая в народе Салатницей за характерную форму.
– Я хочу понять, – он смотрел на неё снизу вверх.
Она заморгала и отложила книгу: «Всё нормально. Ты прощён».
– Я тебе не верю.
В маленьком сквере шелестели тополя. Ей хотелось куда-нибудь исчезнуть. Он не собирался подниматься.
– Ты поступил очень нехорошо.
– Мне очень жаль.
– Хорошо. Больше так не делай, – она улыбнулась краем рта и попыталась взять книгу.
– Не хорошо. Ты о чём-то умалчиваешь. Я пытаюсь понять… и это выносит мне мозг. – Он на секунду зажмурился.
Солнце светило слишком ярко. Лавочка была слишком горячей.
– Иногда мне хочется тебя ударить или обозвать, – она теребила штанину.
– Ну, так бей и обзывайся, – он улыбнулся.
– Не могу… – она сглотнула, – …я боюсь.
Он опустил взгляд и задумался. От Салатницы плыл едва уловимый цветочный аромат.
– Я никогда не причиню тебе зла, – он снова поднял глаза.
– Пока я веду себя так, как тебе хочется, – в её голосе блеснула иголка.
Мимо прошла женщина с коляской. Он помолчал, обдумывая её слова.
– Кажется, я понимаю.
– Правда?
– Да.
Она улыбнулась, на его взгляд не особо искренне. Он поднялся и сел рядом с ней на лавочку. Они рассматривали перистые облака, белые мазки на глубокой голубизне.
– Ты меня простила?
– Если честно, ещё нет.
– Ну, так прощай быстрее.
– Это не делается на заказ.
Он помолчал, подумал.
– Я ещё не заслужил?