Стальные клыки зверя

Он раскидал по столу тарелки, накрошил зелени, нарезал хлеб, открыл консервы, поставил бутылку и вздохнул:

— Нельзя мне пить, язва, прошлый раз выпил, ночь не спал — так резало! А ты пей! — он налил в стакан до половины. Картавый выпил и принялся за трапезу.

— Эх, Емеля, Емеля, — вздохнул Старик, — всю ночь вспоминал.

— Однажды мы с ним магазин в деревне взяли, давно это было, пацаны еще были, еле ноги унесли, а потом я в болоте увяз, Емеля не бросил — правильный был!

Хлопнула калитка.

— Кого там черт несет? — заворчал Старик, выглядывая в окно. — Что так быстро?

— Там плохие мальчики пришли, — отозвался мальчишеский голос со двора.

— А вы испугались, — уязвил калека, — иди, ешь!

Пацан поднялся на веранду и сел за стол напротив Картавого.

— Я пойду, отдохну, — устало вздохнул Старик, — всю ночь маялся. Придет Тарзан, разбуди!

Инвалид выбрался с веранды.

— Мальчишек испугались? — спросил Картавый пацана.

— Да они хулиганы, не охота было связываться! — деловито объяснил тот.

— Хулиганов тоже бояться не стоит, избавляться от страха надо сейчас пока молодой.

— Я-то не против избавиться, да…

— Избавиться от страха не так трудно, — Картавый вспомнил Полковника — история повторялась, — я много чего знаю о страхе! Вот возьми доску и перекинь с табуретки на табуретку, пройдешь хоть бы что! А если эту доску перекинуть с крыши дома на крышу другого дома, шиш пройдешь, упадешь!

— Ну да — это страх перед высотой! Я высоты боюсь.

Картавому захотелось научить пацана всему, что знал он сам, хотя понять тому будет сложно, слишком юный возраст, но попробовать стоит.

— Понимаешь, человек всегда жил в страхе, и когда был зверем… миллионы лет он пропитывался страхом, а бояться тогда было кого: и волки, и медведи пещерные.

— И тигры саблезубые, — добавил пацан.

— Да, человек, мне кажется, боялся больше всех, может, поэтому стал умнее.

— Ладно, тогда еще не знал про бактерий и вирусов, — радостно поддержал мысль мальчик.

— А то что бы?

— Тогда бы точно помер от страха.

— А пацан-то смышленый, — отметил Картавый и продолжил. — Страх потерять жизнь, страх перед смертью!

— Нет ничего страшнее страха перед смертью! — твердо заявил мальчик.

Картавый вспомнил Полковника, испугавшегося лягушек:

— Есть что и пострашнее смерти …

Пацан посмотрел на него с удивлением.

— Это глупость! — обьяснил Картавый.

Дверь на веранду резко открылась, шагов не было слышно — на пороге стоял Тарзан.

— Где Старик? — спросил он.

— Проходи, садись, — пригласил его Картавый, — спит он… есть хочешь?

Взгляд Тарзана остановился на бутылке. Картавый налил, Тарзан сел, выпил и принялся за еду.

— Иди, разбуди дядю, — бросил Картавый пацану, тот резво снялся со стула.

Тарзан ел молча, торопливо. Пришел Старик.

— Ну, все в сборе, можно и идти… двинемся так… — деловито начал обьяснять он.

Тарзан поднялся, и сыто икнув, подошел к широкому почти во всю стену мелко переплетенному окну.

— Пистолет зачем с собой носишь? — строго спросил Старик.

— А что заметно? — удивился Тарзан.

— Да любой мент вычислит твою пушку, засунул куда? Штаны упадут…

ГЛАВА 88

Галя прошла в комнату и, оглядев стол, запротестовала.

— Егоров, ну зачем так! Ты, наверное, всю зарплату угрохал сюда!

Егоров долго бегал по магазинам и рынкам, искал, что подороже и поредкостней и денег он потратил столько, сколько Гале не заработать и за месяц. Если бы он сказал ей, сколько стоит та бутылка с неприметной этикеткой, она подумала бы: он смеется над ней!

— Садись! — Егоров придвинул к столу стул. Она села. Он открыл шампанское, негромко хлопнув пробкой. Она приняла из его рук фужер, полный живой влаги.

— За тебя, — нажав на голос, предложил Егоров и они выпили.

Он поднялся, прошел по комнате, затягивая тяжелые портьеры на окнах, затем поднял пламя в камине, поставил на стол бронзовый подсвечник и зажег три свечи.

— Как романтично? — восхищенно протянула Галя.

Егоров сел, налил себе и ей из бутылки с неприметной этикеткой. Гале вино понравилось, она долго причмокивала губами и облизывала их, но затем попросила шампанского, объяснив, что оно ей ложится на душу больше.

— Я так тебе, Егоров, благодарна, — вздохнула она, осушив фужер.

— А вот Валера, — начал было он, но она быстро перебила его:

— Слушай, давай не будем говорить о нем, как не говорят об усопшем, — она вдруг хихикнула, — хотя покойники лучше — они тихие, а этот, как напьется…

Егоров ее веселость не разделил, он чувствовал: ей больно.

— Oй! какой у тебя центр богатый, — она увидела мощные колонки. — Поставь что-нибудь!

Егоров поднялся и прошел к фонотеке.

— Что тебе хотелось бы?

— Что-нибудь медленное, латиноамериканское.

Егоров поставил танго. Галя, сидя па стуле стала двигать телом в такт тягучей мелодии. Он протянул ей руку. Она, радостно улыбнувшись, поднялась и обняла его за шею. Он сквозь одежду почувствовал его упругие груди, и его дыхание сбилось, забытая плоть вдруг потребовала своего. Он нашел губами ее губы, и они надолго слились. Не отрывая губ, он довел ее до дивана…