Стальные посевы. Потерянный двор

Гарлон протяжно выдохнул. Ему нужно было решить, как поступить с гостями.

– Господа, все не так, как полагалось. Я приставлен сюда, чтобы стать вам первым испытанием, а меж тем вы испытываете меня. Может, среди вас найдется хотя бы один рыцарь?

Вперед вышел тот, который присоединился к ним в де Клев по воле Годелева.

– Я – сэр Анжус, рыцарь-пальер. Чем я могу помочь?

– Приятно познакомиться, сэр Анжус. Вы меня можете заверить во всем сказанном этими господами? – спросил Горлан.

– Все так, насколько мне известно. Принц Озанна славится как честный и храбрый юноша, а о Руперте Ферроле мне известно мало.

Гарлон решался.

– Раз так, я отправлю вас обоих в пещеру, так уж и быть. А сам останусь сдерживать кару за ослушание. Что должен делать, я знаю. Но ждать вас буду до рассвета, – изрек Гарлон. – Принц Озанна, я вам вверяю свой меч – вы им прорубите проход к усыпальнице скорее, чем всяким прочим оружием.

Когда принц и чародей вошли в пещеру, Гарлон подпер руками своды разлома. Груда камней легла на его плечи, но рыцарь держал их, как мешки с мукой, поднатужившись, но не надрываясь.

Оступаясь на скользких и крошащихся камешках, Ферроль возмущался так, что его скрипучее эхо гремело по всей пещере.

– Вот она – твоя суть: заставляешь меня идти первым, а сам тыкаешь в спину мечом, – брюзжал он. – Тебе его доверили для весьма конкретной цели. Корни пройдены, почему и меч ты там не оставил?

– Не захотел, – пожал плечами Озанна.

Чародей изводил его упреками и придирками все то время, что они шли сквозь пещеру.

– Хорош принц, потакающий лишь своим желаниям! Не подумал, что твоя порочность стала причиной, по которой отец сослал тебя в Горм, а трон оставил пусть и более слабому, но зато прилежному и смиренному брату?..

Заливистый хохот Озанны озарил огромное пространство вокруг них: темное, с единственным лучом лунного света, ложащимся на ладью у замершего «водопада» – каменного чуда, которое оба они видели впервые в жизни.

– Все так, Руперт, я – порочен, а Ги – прилежен и смирен, все так. Часто себе это повторяешь, чтобы ненароком не напутать? – забавлялся Озанна, перепрыгивая мутные голубые лужи, которые в серебристом свете словно светились изнутри. Принц двигался изрядно проворнее Ферроля, и последнего собственная неуклюжесть и ловкость Озанны сильно раздражали. Испугавшись того, что принц вооружен грозным двуручником, Ферроль потребовал у сэра Анжуса доспехи и теперь пыхтел, гремел кольчугой и кирасой. Он зачем‑то еще нахлобучил шлем, однако когда повелел дать ему оружие, каждый отказал в просьбе. В Озанне никто не усомнился, а вот второе оружие грозило неизбежной резней. Поэтому Ферроль шел, тяжело одоспешенный и злой. Но бесился чародей в своей неподражаемой манере – оскорблял. Озанне же все было нипочем. Отчего‑то он ощутил, будто окреп в этом походе, сам еще не разобрав причин. Он доверился Годелеву со своей единственной потаенной болью о матери и сестре, а на все прочее закрыл глаза, уверенный, что такой старый мир со всеми задачками справится без него. Принц так хотел, чтобы традиции старого мира не напоминали ему о себе новыми испытаниями. Но вот, минув озеро в центре пещеры, они оба оказались у трухлявой ладьи и поднялись на борт. Нога Озанны провалилась в сгнившие доски, он ухватился за край щита у подножия погребального ложа, и гнилая древесина рассыпалась в щепки.

– Осторожно! Это величайшее наследие Эскалота! – завопил Ферроль и почему‑то попытался сгрести щепки в кучу.

– Не думаю, что Эскалот настолько обеднел, – бросил Озанна, легонько пнув одну деревяшку.

Его фамильярность взъярила Ферроля не на шутку:

– Богохульник! – злопыхал он.

– Так он же не святой, – спокойно парировал Озанна, указав на тело короля.

– Безответственный юнец!

– Ага, именно безответственность – причина, по которой я сейчас в твоей компании стою над телом какого‑то великого мертвеца.

Принц с интересом принялся изучать письмена на оружии и торце ложа, но расстроился, не распознав ни единой буквы.

– Я не удивлен…

– Руперт, заткнись! – раздраженно шикнул на него Озанна.

Принц долго сидел, вцепившись в край усыпальницы. Он нервно ковырял его, соскребая слой пыли, застарелой грязи и мха. Озанна торговался с собой и сошелся в цене с совестью.

– Я пожалею об этом, но может, и нет, – произнес он и взглянул на Ферроля. – Либо тебе не достанется ничего, либо ты чего‑то да стоишь, если этот самый король разглядит в тебе достойного проводника. Попробуй призвать его, Руперт, я не вмешаюсь.

Озанна встал и в пригласительном жесте пропустил чародея к телу Эльфреда. Сам проверил рукой прочность кормы и, убедившись, что та не обвалится под его весом, присел на борт. Он считал про себя, чтобы не уснуть и не задержаться надолго, – им предстоял обратный путь, а Гарлон обещал сдерживать обвал до рассвета. Ферроль сначала долго кружил над королем, выискивая знаки, становился на колени, молился Даме, молился искателю, молился защитнику, умасливал Эльфреда такими речами, какие обыкновенно лил в уши Оттава:

– Ручаюсь, что не найдется человека более преданного Эскалоту, чем я!