Стальные посевы. Потерянный двор

Счастливые дни Оды наступили: она больше не боялась за жизнь свою, матушки и брата. Весть о том, что Озанна уже на пути в Эскалот, принес сам Годелев. Он же заверил ее, что дождется с ней Озанну, чтобы возвести наследника на престол и приглядеть за неспокойной столицей. Благостные дни, такие светлые в белом снегу, ясном небе и добрых новостях, омрачали черные одежды Оды. Она проводила Йомму, передав его душу в вечные объятия Дамы. Он умирал мучительно – от заражения крови после того, как Ги испустил дух. Ода не отходила от постели Йоммы, даже когда он спал. Она не хотела, чтобы брат, не привыкший жить в одиночестве, умер, не найдя поблизости теплых рук. Даже пройдя сквозь весь Эскалот и долгую ночь ложной свадьбы, Ода не сомневалась, что трое суток, пока умирали ГиЙомма, стали самым тяжелым испытанием. Ги клял всех, плевался, плакал от несправедливости, что умирает раньше Йоммы, требовал записать королевское завещание. Но лекарь Джошуа диагностировал предсмертную горячку, и безумного короля никто не послушал. Все понимали, отчего Ги догорал в последние часы – от безмерной зависти к Йомме вкупе с непониманием. Как так, думал он, случилось, что с его стороны постели не нашлось никого, кто бы пришел прощаться, сожалеть, плакать и молиться? Почему Ода сжимает левую неполноценную руку, почему Годелев выказывает соболезнования его брату, почему Ивонна просит у Йоммы прощения за то, что не стала им матерью, почему слуги, уносящие нетронутые тарелки и ночные горшки, с благодарностью кланяются герцогу, а не королю? А когда голова Ги обмякла, Йомма посмотрел на соседнюю подушку тяжелым, проникновенным взглядом, а после – на Оду, на тесный мир вокруг, и сказал: «Не знаю уж, сколько у меня времени. Но не могу поверить, что проведу его свободным». Йомма покинул Оду тихо и безмолвно, она догадалась о том только потому, что большой палец левой руки перестал гладить ее костяшки. Ода поднесла маленькое зеркало к губам Йоммы и заплакала, когда его гладь осталась не замутненной дыханием.

Озанна, прибывший в столицу, увидел сестру в трауре и запаниковал.

– Ода! – воскликнув, Озанна обнял ее и тут же отодвинул, чтобы оглядеть и убедиться, что наряд ее полностью черен. – Что с матушкой? Где она?

– Будь покоен, она в здравии, просто ушла на вечернюю молитву в недостроенный собор к брату Джонату. Это… это из-за Йоммы. И, конечно, Ги.

– Носишь по нему формальный траур, а он и такого не заслужил. – Озанна, еще в дороге узнавший о ложной свадьбе, не жалел о брате. – Ты ему не вдова. Он же ничего тебе не сделал?..

Он спросил почти шепотом и с замершим сердцем. Ода стыдливо покривилась и помотала головой.

– Нет, ничего. Да и венчания никакого не было – он выставил уличную девку в моем платье. Я только сожалею о Йомме.

Озанна выдохнул и поспешил успокоить сестру в объятиях. Вопрос коронации стоял остро – страна уже корчилась в смуте, и необходимость фигуры в короне во дворце Эскалота стала всем очевидна. На совете сидели доверенные лица Ивонны, сама вдовствующая королева, Озанна, Ода и приглашенный Годелев, потому что среди прочего решалась и судьба его невесты. Приехала даже леди Бэсс.

– Это будет самый быстрый совет, ведь наследник очевиден, – начала Ивонна.

– Не всем, матушка, – отозвался Озанна. – О первенстве Оды всем известно.

– Но я уступаю, – тут же заверила она. – И по закону, и по собственному желанию.

– Я не сомневался, но дело не в тебе, – ответил Озанна. – Людям не нравится быть обманутыми. А Лейтины их обманули. Мы должны заверить народ в том, что впредь такого разлада меж нами не случится.

Совет молчал, внимая принцу, – тот был прав, и правота его нависла над Эскалотом церемониальным мечом, каким обычно рубят королевские головы.

– Теперь недовольных не устроит любой из вариантов, потому что мы просто показали им эти варианты, – продолжил Озанна.

– Вы во всем правы, Ваше Высочество, – подтвердила леди Бэсс. – Но что с вашим делом, ради которого Руперт Ферроль навсегда остался в пещере? Вы принесли с собой весть об успехе?

– Нет, леди Бэсс, не принес. Все потому, что в том деле не могло найтись успеха больше, чем потерь. Я выбрал меньшее из зол, пусть для вас сравнение и не будет очевидным, – туманно отвечал Озанна.

Леди вскинула брови и не стала спорить.

– Но вы же примете правление и возложите на себя корону? – спросил Годелев.

– Да, сир, но я бы предпочел стать рыцарем прежде, чем королем. – Печальная улыбка тронула губы Озанны.

– Я бы предложил вам посвящение, но в нем не будет чести.

– Согласен, отказался бы и сам.

– Так что тревожит тебя, Озанна? – спросила Ода.

Он взглянул на Ивонну и задал вопрос:

– Кто из вас, матушка или леди Бэсс, желает поведать нам поучительную историю об изгнании фей и семейных проклятиях?

– На вас проклятие прервалось! Вы родились здоровыми! – с надеждой произнесла Ивонна.

– И здорово нахватали проблем – как раз на двоих. В этом ведь смысл проклятия, леди Бэсс? Всегда разделять нас?

Фея встала со своего места и прошлась вдоль сидящих в ряд Лейтинов, рассуждая: