Стальные посевы. Потерянный двор

– Еще потому, что ты очень талантлив, – постарался задобрить его Илия.

Королю казалось важным, чтобы поэт работал полюбовно, но в нужном русле. Он не хотел диктовать ему текст, но желал направить.

– Ваша Истинность, я сам писал такие стихи и радиопьесы.

– А сейчас передумал?

– Передумал.

– Отчего?

Федотка развел руками и импозантно отбросил передние пряди волос со лба, встряхнув ими.

– Я напишу, как скажете.

– Не надо. – Илия сдержанно помотал головой. – Почему ты передумал?

Федотка закусил губу и тяжело вздохнул перед тирадой, но проговорил неожиданно тихо и робко:

– Всякий раз, когда поэт говорит, что пишет о войне, не верьте ему – на самом деле он так оплакивает мир. – Он замер, прижав большим пальцем согнутый указательный, так, будто не давал тому сорваться и вызывающе указывать в присутствии короля или будто держал в руке невидимое письмо. – Но когда вам упорно доказывают, что произведение о миролюбии, будьте уверены, за представленный образ мира вас призовут сражаться до последнего.

Они оба умолкли, оценивая эту мысль, и король отпустил его:

– Работай, как знаешь.

Сейчас для каждого нашлось много работы. Илия смотрел кнудские новости и оценивал, насколько хуже приходится Хаммеру Вельдену, фельдъярлу, вовремя сменившему сторону и шпионящему для Эскалота. Благодаря своей расторопности в выборе господ и союзников он однажды дослужился до фельдъярла, будучи выходцем из почтенной, но обедневшей семьи. Этот же талант изящного предательства, края которого сглаживало благоразумие, сделал Вельдена почти новым кесарем. «Почти кесарь», как говорили о нем в Эскалоте, но Кнуд больше не мог и не желал оставаться Империей, на знамени которой при поражении повесилось слишком много надежд. Впрочем, поверженным не дано выбирать, они могут только сделать вид, будто их воля совпала с желанием победителя. И Вельден лучше всех справлялся с актерской задачей: каялся от имени всей нации, расписывался в помутнении разума, «все понимал». От этого «всепонимания» Илию мутило: звучало оно так, будто кнудцы сдались на его милость, а не так, словно эскалотцам и радожцам пришлось положить множество жизней, пока Илия не вошел в столицу. Хотя и та огрызалась до последнего. Илия чувствовал, как весы, на которых лежат мстительность и великодушие, всякий раз отклоняются то в одну, то в другую сторону. И Вельден уже научился оттягивать нужную чашу весов. Король не противился. Сам по себе Илия не слыл деспотом, а прощение ему давалось легче, чем наказание, но мести жаждал Эскалот, а Илия был его неотъемлемой, главной частью. Он уже не различал в себе отдельные черты Эльфреда или свои собственные, не мог отделить свои чувства от народных. Чудо фей, которые смогли сохранить, скопить и передать от Эльфреда через поколения Илии мысль и намерение, работало безупречно. Не только наследие и бытность Эскалота влияли на Илию, но и он влиял на все королевство больше, чем обыкновенный монарх. Он обрел поистине магическую способность повелевать. Но даже самый могущественный король никогда не принадлежит себе в полной мере.

– Ваша Истинность, по тому вопросу, который мы обсуждали… но не дообсуждали. – В очередной раз Первый Советник, недавно занявший пост, попытался деликатно завести неприятную беседу.

Его предшественник провел на должности долгих двадцать девять лет и покинул пост за два месяца до кончины, замученный диабетом и многочисленным списком других болезней. Сменивший его человек несколько уступал в назойливости, но во всем прочем походил на предместника так, словно Первых Советников изготавливают на одном заводском станке.

– А у вас появились для меня новые аргументы? – скучающе спросил Илия и демонстративно закопался в бумагах на столе.

– Аргументы стары, как и эскалотские порядки, сир, – натянуто улыбнулся Первый Советник. – Семья – символ порядка и покоя. Самое время.

Вокруг все кивали, Совет внезапно превратился в кукольных болванчиков, у которых головы крепились на пружинки вместо шей. Илия наблюдал это синхронное согласие краем глаза, потому что упорно делал вид, что читает очередное донесение. От доносов теперь было не отбиться.

– Я вас услышал.

Они испытывающе глазели на короля. Илия решил не сдавать позиций задешево:

– У меня есть ряд условий.

– Безусловно! – обрадовался Первый Советник. – Все же речь идет о вашей будущей супруге!

– Вы меня неверно поняли, Первый Советник, – поправил Илия. – Мои условия касаются Совета: я желаю одобрения титула для своей леди-сестры.

– Ваша Истинность, мы занимаемся! – вмешался ответственный за протоколы советник. – Как мы и обсуждали, титул герцогини Горма будет вами официально пожалован…

Он замялся, вспоминая дату, но вынужденно зарылся уже не в уме, а в ежедневнике. Илия остановил:

– Помимо герцогини. Я по-прежнему настаиваю на титуле принцессы.

– Сир, умоляю!