Стальные псы 2: Черная черепаха

Но из–за Артара у меня рефлексы сбились. Мозг путается между возможностями реального тела и аватара моего боевого монаха. И чем больше между нами будет разницы — тем губительнее будут такие ошибки.

Это что получается — мне теперь либо с Артаром завязывать, либо со своими попрыгушками? Или я все–таки преувеличиваю? Может, получится совмещать — просто тренировки в реале забрасывать не надо. Тогда, может, получится удерживать баланс…

— Эй, Стас… — обеспокоенно окликнул меня Сэм. — Ты это…

Он наклонился ко мне ближе и совсем тихо спросил:

— Ты чего, дунул, что ли? У тебя глаза шальные какие–то…

— Сдурел, что ли? — отмахнулся я.

— Я‑то нет, но ты сегодня странный.

Я не ответил. Морщась от брезгливости, попытался оттереть кровь со штанины остатками бинта, но только еще больше растер пятно. Придется прямо так идти.

— Спасибо за помощь, Сэм. Я, пожалуй, прервусь. Завтра заскочу.

Он помог мне подняться и я, прихрамывая и стараясь не обращать внимания на пялящихся на меня юнцов, поковылял прочь.

Сквер был недалеко от дома — обычно я добирался до него пешком. Этакая легкая пробежка километра на два–два с половиной. Но сейчас бегун из меня был никакой, так что пришлось проехать две станции на метро. В пути меня застал очередной звонок отца. Я снова сбросил.

В четвертый раз он позвонил, когда я был уже дома и менял повязку на ноге.

— Да. Привет!

— Почему сбрасываешь мои звонки?

— Не мог говорить, извини. На занятиях был.

— Конец июня, Стас. Какие занятия?

Тьфу, ч-черт! Совсем забегался. И заврался.

Полноценного видеосигнала от отца не было — только двухмерная аватарка. Но я прямо представил, как он щурится, приподнимая левую бровь. Он всегда так делает, когда злится. Вылупится таким округлившимся глазом — будто у него там лазер, и он сейчас дырку на тебе прожжет.

— Ну, консультации были. Я еще сессию не закрыл.

— Об этом я и хотел поговорить.

Я вздохнул.

— Да нормально у меня всё. Все сдам. Все под контролем.

— Я разговаривал с деканом факультета. Он рассказал, что учебу ты забросил еще в марте. К сессии тебя вообще не допустил из–за пропусков, а на днях выйдет приказ об окончательном отчислении.

Сказал он это спокойно, но веско — каждым словом будто к земле припечатывал. Не знаю, как это у него получается. Он на меня в жизни не орал. Но когда он начинает разговаривать таким тоном — это еще хуже.

Я молчал. Чего тут скажешь–то? Отрицать бесполезно. Одно радует — что разговор этот по НКИ, а не вживую. Иначе бы я со стыда сгорел.

— Ну, что скажешь–то? — спросил отец после долгой паузы. — Как это понимать?

— А как это можно понять? — буркнул я. — Отчислят — значит, отчислят.

— И ты так спокойно об этом говоришь? Ты что там творишь вообще? О последствиях совсем не думаешь?

— Не хочу я там учиться. Не хочу и не буду.

Настала его очередь замолчать, но даже через разделяющее нас расстояние я чувствовал, как накаляется вокруг него воздух. Но нет, он не закричит. Он вообще редко проявляет эмоции. Но внутри, наверное, клокочет. У меня же были смешанные чувства. С одной стороны — страх. Липкий, едкий, заставляющий все внутри съеживаться. Я всю жизнь боялся отца. Боялся и тайком ненавидел. Думал, что когда повзрослею, стану самостоятельным — это пройдет. Но не прошло. Или просто я не повзрослел.

С другой стороны — меня вдруг охватило какое–то странное злорадство. Из–за того, что я разозлил его, а он, по сути, ничего не сможет со мной сделать.

Ответил он совсем не так, как я ожидал.

— Мать знает?

— Нет… пока.

— Сам расскажешь, или я ей позвоню?

— Сам.

— Хорошо. Значит, так — собирай вещички и вылетай первым же самолетом в Новосибирск. Я сразу говорил, что отправлять тебя в Москву — дурацкая затея. У тебя никакой самодисциплины. Удивляюсь, как ты первую–то сессию сдать умудрился.

— Не поеду.

— Что? — в этот раз голос его заметно дрогнул от злости.

— Не поеду, я сказал! — я тоже повысил голос. — У меня здесь дела. Да и вообще, я здесь планирую оставаться.

— И чем ты там заниматься собираешься? Чем на жизнь зарабатывать? Ты думаешь, я буду тебе дальше деньги высылать? Ты уже взрослый, алиментов я тебе не должен. Я тебе помогаю по собственной инициативе. А ты…

— А я тебя об этом просил?! — взорвался я. — Ты меня–то спрашивал, хочу я вообще учиться на юриста? И хочу ли в твоей вонючей конторе работать? Семейный бизнес, семейный бизнес… С чего ты взял, что я вообще хочу быть таким, как ты?

Подобный разговор я в мыслях крутил, наверное, лет с пятнадцати, но никогда еще мне не хватало духу высказать все в лицо. Ну, пусть и через НКИ. Сразу полегчало, хотя и дух захватило от собственной наглости. Как во время прыжка с тарзанки — самое сложное позади, шаг в пропасть сделан. И вот тут–то тебя накрывает…

— Три дня, Стас, — ответил он сухо. — Даю тебе три дня. Перебесишься — звони. Матери я пока ничего сообщать не буду. Но и денег от меня больше не получишь. Всё, отбой. У меня через десять минут заседание в суде.