Стамбул. Подслушанное убийство

— Знаю, Ронюшка. Постарайся отвлечься, хорошо? Погуляй, съешь что-нибудь вкусненькое.

Ника посмотрела на нетронутый пудинг. Кирилл тоже вчера советовал отвлечься, именно этим она и планировала заняться. Всё испортила найденная в сумке пуповина.

Она рассказала, как прибыли полицейские, как их опрашивали и досматривали, а потом отвезли домой. Папа всю жизнь проработал адвокатом по уголовным делам, знал все заковырки и нюансы, а потому сразу перешел к вопросам.

— На месте преступления ничего не трогала?

— Нет. Макс, это наш преподаватель, увел меня наверх. Потом прибыла полиция.

— Что спрашивали?

— Ничего необычного. Где была, когда последний раз видела… — Ника запнулась и сделала над собой усилие, чтобы договорить: — жертву. О чем общались. Как давно знаем друг друга.

— Ясно. Досматривали только сумки?

— Нет, по карманам похлопали, какой-то лампой на одежду посветили.

— Ничего подозрительного не нашли?

— Нет.

— И никаких бумаг ты не подписывала?

— Нет.

— Хорошо. Значит, получается: жертву ты толком не знала, наастерепления ничего не трогала, мотива у тебя нет. Обыскали и допросили — это понятно. Хотя… ладно, это мелочи, им тоже надо работать. Не переживай, вряд ли тебя кто-то в чем-то заподозрит. Думаю, рыстокроют по горячим следам, круг подозреваемых ограничен.

Ника вздохнула и перешла к главному вопросу:

— Дело в том, что сегодня обнаружилось кое-что еще.

Она рассказала про найденную пуповину, и папа долго не мог понять, о чем речь.

— Что значит: прицепила пуповину к чехлу телефона? Чью пуповину? Зачем?

Он часто задавал вопросы, сбивающие с толку, уточняя, казалось бы, совершенно неважные детали. Куда деваться, излишняя дотошность — часть профессиональной деформации.

— Неважно чья. Суть-то не в этом. Представь, что это экзотичный брелок, нравились ей такие вещи. Тут важно, что брелок каким-то образом оказался у меня в сумке, а телефон с места преступления пропал. Не представляю, что теперь с этим делать.

Папа снял очки и потер переносицу.

— Во-первых, не трогать. Ты же его не трогала?

— Нет. — Ника покосилась на пуповину, прикрытую салфеткой.

— Хорошо. — Папа вернул очки на нос. — Во-вторых, выбросить.

— Выбросить? Но это же улика!

— Нет, с чего ты решила, что это улика? Это мусор. Ты открыла сумку, нашла не пойми что и выкинула.

— Но… я же знаю, что это её брелок! И все знают. Разве я ничего не нарушу, если его выброшу?

— Не нарушишь.

— А как же… Это не будет препятствованием следствию?

— Не будет. Еще раз: это мусор. Нашла, выбросила, забыла.

— И никому об этом не говорить?

— Ни в коем случае. Они этого и ждут.

— Кто они? — Ника понизила голос и добавила почти шепотом: — Полиция?

— Конечно. Не удивлюсь, если во время омотранарабле и подкинули. Могли бы сразу сделать вид, что нашли, но, похоже, побоялись в наглую действовать или что-то им помешало. Может, таким образом тебя проверяют. Или работают неслаженно: одни досмотрели, другие подбросили.

— Но зачем? И почему именно мне?

Папа поправил наушник и немного повернул экран. За прозрачными створками шкафа мелькнула рамка с копией Никиного диплома. Папа всегда хотел, чтобы они работали вместе и очень радовался, когда она закончила юрфак. Но потом Ника попала в мир рекламы и поняла, что нашла свое призвание. Папа, конечно, расстроился, но поддержал ее выбор, а диплом в рамочке сохранил на память.

— Как это зачем? Провоцируют. А подбросили тебе, потому что ты тело нашла, значит, ты хороший кандидат в убийцы. Придешь к ним, скажешь, что налалику и дашь повод, например, провести обыск у тебя в отеле. А во время этоыска найдут что-нибудь посущественнее этой… брелка этого. И такой вариант возможен.

Ника поежилась. Папа, конечно, преувеличивал, он всегда видел в полицейских и следователях врагов, играющих нечестно. Отпечаток накладывали тридцать лет адвокатской практики.

«Ссориться с ними нельзя, дружить тем более», — фраза усвоенная Никой с детства. При этом, как ни странно, лучшим другом папы был дядя Володя, проработавший всю жизнь в следственном комитете. «Вовчик исключение. Должен же и там быть хоть кто-то нормальный».

— Так может вообще уехать из Стамбула?

— Зачем?

— Ну, мало ли, чтобы не рисковать. Если и в самом деле хотели подставить, вдруг еще чего подкинут.

— Не думаю. Ты приехала в Стамбул учиться, вот и учись. Конечно, если находиться там не обязательно, возвращайся. Но не надо паниковать. Они нииулидочку, ты не повелась, не переживай, отстанут и переключатся на кого-нибудь другого.

От его слов стало легче. Если папа при его отношении к полиции спокоен, то и ей нет смысла переживать. Но она-то подумала, что ее пытается подставить убийца, а папе, похоже, эта мысль даже в голову не пришла.

— А вдруг это не полиция? Может, брелок подбросил убийца?

Она тоже перестала называть пуповину пуповиной, так и ей, и папе было комфортнее.

— Убийца? С чего бы?

— Ну, не знаю. Хотел, чтобы обвинили кого-то другого.

Только произнеся догадку вслух, Ника поняла, что в ней едва ли есть смысл. Даже если бы пуповину нашли у нее? Что это доказывает?