Стамбул. Сказка о трех городах

…Когда ты войдешь в театр и сядешь там, услаждая взор свой обнаженными членами женщин… На площади ты не станешь смотреть на обнаженную женщину, а еще менее дома, – ты оскорбишься таким зрелищем; а в театр идешь, чтобы оскорбить честь и мужеского, и женского пола и осрамить глаза свои. Не говори, что обнажена блудница, потому что один пол и одно тело как у блудницы, так и у благородной женщины. Если в этом нет ничего непристойного, то почему, когда на площади увидишь то же, и сам бежишь прочь, и гонишь от себя бесстыдную? …Лучше грязью или навозом вымарать себе все лицо, чем смотреть на такое беззаконие.

Иоанн Златоуст, 8-я проповедь{387}

Конечно, не стоит воображать, что в городе царило высокое искусство. Стамбул от природы славится зрелищными панорамами, и на протяжении всей истории города его жителей словно что-то подталкивало создавать собственные постановки под стать.

Кровопролитный бой быков в Испании, Франции, Португалии и некоторых странах Латинской Америки – бледное подобие необычайных звериных боев, что и в эпоху христианства продолжали проводить в Константинополе. Вплоть до конца VI в. этом городе, где читали проповеди о мире и мирном сосуществовании – а еще о возмездии, – преступников бросали ad bestias – в качестве наказания и в угоду толпе. По развалинам амфитеатра в Афродисии в Анатолии можно предположить, какими средствами защищали публику. От растерзания зверями их ограждали стойки, веревки и сетки (наподобие современных сеток для игры в крикет). Когда привозить больших кошек и гиен стало слишком накладно – а возможно, они попросту надоели, – для представлений в местных дворцах кровавых удовольствий стали дрессировать быков и медведей.

К VII в. смертоубийства в таком виде в Константинополе, похоже, прекратились. Теперь в амфитеатре Кинегий, перестроенном Севером, проводили публичные представления, где убивали только людей. По жестокой прихоти судьбы ипподром, эта площадка, где император встречался с народом, время от времени становился самым подходящим местом для расправы с властителями империи{388}.

Поэтому-то, чтобы самим не стать частью зрелища, константинопольским императорам надо было заручиться поддержкой народа. Известно, что в 521 г., еще на пути к вершинам власти, будучи всего лишь консулом в городе, Юстиниан учредил расточительные консульские игры – очевидно, уже с прицелом на достижение желанной цели. Жизнь в Константинополе была шумная, общественная. Горожане унаследовали у греков тягу к религиозным праздникам, а у римлян – восторженную любовь к зрелищам. И все это – в городе с восточной mise-en-scène.

Прибавьте к этому глубоко укоренившуюся веру в силу состязаний (слово agon, «состязание» переводится с греческого как «борьба») – вот вам и гремучая, публично-театральная смесь. Любопытно, что слово agon впервые встречается в «Илиаде» Гомера в значении «место встречи», а встрече недолго превратиться и в состязание. А благодаря своим древним корням Константинополь – идеальная декорация для сражения: площади, ипподром, амфитеатры и церемониальные аллеи годились для поля брани, где разыгрывалась жизнь, противоборство и победы.

С началом IV в. физическую удаль демонстрировали уже не в традиционных боксе, борьбе, беге, прыжках, метании диска или копья, чем занимались в древних гимнастических залах города, а в театральной акробатике – все равно что Цирк дю Солей и Олимпийские игры. А когда Юстиниан проезжал по центру Константинополя, его взору открывались самые яркие в городе зрелища – живые театральные представления. Греки считали театр общественным пространством, где можно перебрасываться мыслями о том, что значит быть человеком, исследовать, а порой и залечивать раны, нанесенные человечеством самому себе.

Римляне за несколько столетий сделали все, чтобы превратить театр в арену политической риторики и погони за титулами. В Константинополе придумали пантомиму и мимов, распаляющих чувства и страсти. Театральные постановки превратились либо в зрелища, либо в грубые сценки, что показывали в перерывах между спортивными номерами – в таких-то и представляла юная Феодора. «Синие», «зеленые», «красные» и «белые» финансировали театрализованные состязания столь же рьяно, как и гонки на колесницах.