Стамбул. Сказка о трех городах

Монах есть духовные гусли,
Орган, звучащий стройно…
Странный всегда праздник
Таковой справляет же и празднует.
Блажен сего достигший;
Таковой только познал,
Как других научить же просветить,
И к Царствию привести
Во Христе Иисусе, Господе нашем,
После Которого – во Отце с Святым Духом»{524}

.«Ненавижу приспосабливающегося ко всему.
Ненавижу того, кто делает все ради одобрения.
Ненавижу молчащего, когда время говорить{525}.

Влияние иконоборчества на жизнь людей той эпохи ярко проявляется в истории одной жительницы Константинополя по имени Кассия. Ее также называли Кассианой или Икасией. Сейчас ее почитают как святую.

Кассия родилась где-то в 810 г. в благородной семье и писала множество стихов и гимнов. Написанный ею «Гимн Кассии» до сих пор поют во многих церквях по вторникам Страстной Седмицы, когда послушать его и помолиться собираются толпы работников секс-индустрии. И не случайно, ведь в «Гимне Кассии» выражается глубокое сочувствие «падшим женщинам» (в частности) и положению женщин вообще. В этих прекрасных стихах («…яко нощь мне есть разжение блуда, мрачное же и безлунное рачение греха… да мя Твою рабу не презриши, Иже безмерную имеяй милость») говорится о том, как трудно жить во грехе и противостоять ему.

Кассия была известной красавицей, и у нее были личные счеты с проблемой женской сексуальности в Средневековье. Рассказывают, что когда Кассия была юной, она отвергла ухаживания императора Феодосия. Он предлагал ей «золотое яблоко», а это – часть в высшей степени театрализованной церемонии, во время которой будущие (миловидные или богатые – на выбор) невесты выстраивались перед императором.

В истории Античности золотое яблоко – это, разумеется, обобщенный образ. В греческих мифах Эрида, богиня раздора, бросила золотое яблоко во время свадьбы Фетиды и Пелея. На яблоке была надпись «прекраснейшей» – маленькая хитрость ради нарушения спокойствия. (В конце концов Парис отдал яблоко Афродите, а та взамен предложила ему Елену Троянскую.)

Император Феофил обратился к Кассии без обиняков.

– Чрез женщину излилось зло, – якобы сказал он.

– Но и чрез женщину проистекает лучшее, – парировала Кассия.

Она подразумевала не только душеспасительный дар Девы Марии, но, по всей видимости, и собственные качества{526}.

В детстве Кассия сталкивалась и с Эридой. Из ее Жития известно, что когда она была еще ребенком, она не соглашалась отказываться от икон и тайком помогала заключенным под стражу монахам. И тогда ее высекли. В те времена другим перепадали еще более суровые наказания: монахам, которые продолжали писать иконы, увечили руки, чтобы они не могли работать, другим – выжигали клеймо или выбивали татуировки на лбу.

В следующий раз Кассия упоминается в связи с открытием монастыря по соседству со знаменитой Студийской обителью, этим средневековым рассадником творчества – в 2016 г., когда писалась эта книга, от этого сооружения оставались лишь развалины в стамбульском районе Саматья. Вокруг этой замусоренной площадки, огражденной лишь мелкоячеистой сеткой, выстроились муниципальные жилые здания. Древние дормитории и мастерские заросли плющом.

Кассия, будучи настоятельницей монастыря, заведовала в этом районе духовным ремеслом, которым занимались и ее соседи мужского пола. Она много писала: сохранилось 49 гимнов и 261 стихотворное произведение нелитургического характера. В строках ранних произведений Кассии, посвященных Гомеру, поэзии, философии, сквозит Писание. Некоторые ее работы напоминают даже буддийские тексты.

Основываясь на обилии материалов в архивах и библиотеках Константинополя, а также на том, что высокородным женщинам удавалось получать образование, некоторые утверждают, что византийские женщины были куда более образованны, чем их современницы на Западе.

Значительная часть информации об иконоборчестве дошла до нас в сочинениях более поздних авторов-иконопоклонников. И все же стоит задаться вопросом: почему же женщины столь рьяно боролись за сохранение икон?

Первое, что приходит в голову, – они помогали по-настоящему сосредоточиться на глубоко личном, питающем дух служении Богу в эпоху, когда присутствие женщин в церкви ограничивалось. Даже если женщинам не дозволялось выйти на авансцену лично, они всегда были там в виде изображений. Быть может, женщины подсознательно чувствовали, что уничтожение изображений (зачастую самой Девы Марии) – это угроза реальным женщинам?

Необычной чертой Константинополя была страсть к возведению исполинских статуй императриц – и по отдельности, и с мужьями. Возможно, иконоборчество воспринималось как опасное погружение в женоненавистничество – как физическое, так и метафизическое.