Стамбул. Сказка о трех городах

Однако существование янычар проявлялось самым неожиданным образом. Городская легенда гласила, что горстка выживших солдат ушла в подполье, скрываясь в кочегарнях хаммамов. Туда друзья и родственники приносили им еду. Многие писали песни, которые, по слухам, до сих пор поют в городе – кюльхан бейлер, «хозяева кочегарных»{864}. В самом Стамбуле эти баллады отыскать трудно, зато на религиозный праздник Курбан-байрам (ид аль-адха) я отправилась в одну из редких сохранившихся tekke бекташи в азиатской части города. Человек в свежевыглаженной клетчатой рубашке и с аккуратными усиками отвел меня в молельные комнаты, расположенные над чем-то вроде сельского клуба, и под трапезной (где беднякам трижды в неделю, как было принято во всех tekkes еще с XIV в., дают рис с мясом и кисломолочный напиток ayran). Мы поговорили о религии бекташи и о том, как он горд своими предками-янычарами. А может Деде (духовный лидер бекташи) припомнить одну из их песен? Да, конечно – и раздалась плавная, ласкающая слух молитва, песнь религии дорог, песнь надежды и свободы, благочестия и всеобщей человечности{865}.

Мечеть Нусретие, переименованная в 1826 г. в память о победе над янычарами. Ее спроектировал армянский архитектор Крикор Балян. Пять поколений его предков служили султанам. Фотография примерно 1900 г.

Стамбул стал городом не только революций, но и реформ. Благодаря подписанию в 1832 г. Константинопольского договора, Греция получила независимость. В Стамбуле предпочли не хандрить, а начать приспосабливаться. Через 400 лет после того, как величественный дворец Топкапы воздвигли на акрополе поверх греческих, римских и византийских развалин, он оказался брошенным – ему предпочли более воздушные и светлые царские сооружения, которые строили в городе на побережье. Над многими из этих дворцов трудились французские или армянские архитекторы. Некоторые из вежливости отмечали, что дворец Топкапы – это чудо света, но султан Махмуд II громко возмущался: «Только мошенник или дурак поставит такой дворец [Топкапы]… укрывшийся, словно страшась выйти на свет, за высокими стенами, мрачными деревьями, в один ряд с этими светлыми, полными улыбки, согреваемыми чистыми солнечными лучами дворцами на свежем воздухе. Такой-то я и хочу – и так тому и быть»{866}. Кровавую расправу над янычарами Махмуд II называл мерой по «очистке садов империи от бурьяна и сорных трав». Вот и теперь он решительно вознамерился «украсить» свою столицу новыми «плодами».

Впоследствии это назовут танзиматом – tanzimat, – периодом реформ, о начале которого объявили в 1839 г. в розарии дворца Топкапы и который будет продолжаться до введения первой османской конституции в 1876 г. И это было разумной политической реорганизацией, османской «уборкой в доме». Гарантировалась безопасность для жизни и имущества. Отныне закон запрещал казни без предварительного судебного разбирательства. И, что, наверное, самое главное, законом утверждались – только на бумаге – равные права мусульман и немусульман. Эти меры предпринимались специально для того, чтобы Стамбул мог стать полноправным членом европейского клуба. Танзимат, ход которому дал документ под названием «Указ дома роз», повлек за собой негативные последствия – как культурные, так и социальные, политические и конституционные.

Если бы в середине XIX в. вы проплыли по Босфору или Золотому Рогу, вам бы открылась необычайная картина. В стоящих на сваях купальнях жемчужно звенел женский смех, из-за оград слышались всплески, а вокруг дозором ходила бдительная стража. Это были морские хаммамы, передовое нововведение в городе. Повсюду появлялось все больше и больше европейских зданий: медицинские и инженерные училища, высшие образовательные учреждения, казармы, заводы, даже школы для девочек – все они были построены в стиле неоклассицизма и барокко и стояли на видном месте – на вершинах холмов или возле больших городских площадей (в 2013 г. протесты в парке Гези разгорелись именно из-за того, что в одном из этих строений на площади Таксим предполагалось открыть торговый центр). На побережье Босфора тут и там появилось несколько новых по внешнему облику мечетей, например мечеть в Ортакёе, что встречает причаливающие пассажирские паромы. Британские чиновники с удовольствием отмечали, что всего за один год (с 1843 по 1844 г.) было завезено около 600 тонн британского оборудования. Его устанавливали в сверкающих промышленных зданиях, нередко для того, чтобы шить стамбулины из британского же хлопка или шерсти{867}.