После ряда встреч на берегах Босфора Британия в 1838 г. получила разрешение на свободную торговлю. И горожане стали охотно пользоваться английскими зонтиками, чтобы спрятаться от солнца. А в домах западного среднего класса появились османские предметы обихода, например софы, шербеты, «персидские» кошки, оттоманки, диваны, беседки и саше. Благодаря связям с Индией через колонии у британцев появилось новое увлечение мытьем (например, слово «шампунь» – слово из хинди). Для купания нужны были губки, которые ценились с древних времен, и даже упоминались в «Агамемноне» Эсхила. Тут-то и отличились османы, ведь они владели множеством земель, где выращивали эти губки. Крошечный остров Халки у азиатского побережья (где стоит прекрасный, осыпающийся пиратский замок) некогда обеспечивал половину потребностей Англии в губках. В
И вот на остров, родину османской губки, явился один человек, тот, который увековечил ее славу в своих забавно-абсурдных стихах. Эдвард Лир приехал на рассвете 1 августа 1848 г. Он был болен. Отплыв с Корфу с дипломатической группой (во время плавания отправлявшийся в Стамбул британский посол хлестал шампанское и декламировал байроновскую «Осаду Коринфа»), Лир заразился, скорее всего, малярией. Когда этот хрупкий мужчина со множеством талантов, предпоследний из 21 ребенка семьи, прибыл в Ферапию (что на европейском берегу Босфора), о нем позаботилась жена английского посла, сэра Стрэтфорда Каннинга (у которого поэт гостил лет двадцать назад). История Ферапии связана с историей Ясона и Медеи, а в XIX в. этот городок стал местом, куда отправлялся весь стамбульский
Лир, нездоровый и ворчливый, сравнивал Босфор с лондонским Уэппингом, и не в пользу первого. Его беспокоили живущие в городе собаки – они были очень агрессивны, особенно по ночам. Мусульманок, укутанных покрывалами, словно у них болят зубы, этот художник и поэт называл «призраками». Лир, как и Байрон, видел отрубленные головы, когда-то принадлежавшие тем, кто восстал против султана. Через месяц после приезда Лир переехал в гостиницу «Англетер» в Галате – в этом районе Стамбула была такая западная атмосфера, столько здесь было европейцев, что его называли Френгистаном.
На картинах Лира с тонко подмеченными деталями изображался укрытый зеленью город, цветущий и раздольный, где на видах с воды на первом плане – морские крепостные стены{869}
. Он писал о кипарисах, чьи ветви касаются воды, и об изысканных сластях из мастиковой смолы, сахара и розового масла, «чье название ускользает от меня» (рахат-лукум). Художник ценил город за те его черты, которые в отдельных местах живы и по сей день: яблоки, созревающие наПока Лир был в Стамбуле, случилась трагедия – разгорелся страшный пожар. В городе были узкие улицы, деревянные строения и открытые жаровни, так что неудивительно, что возгорания случались так часто. Рассказывая об этом ужасе, Лир писал, что ночное небо стало светлым, как днем. Он видел, как носильщики переправляли семьи со всем их скарбом в безопасное место, в кладбищенские сады. На своих набросках, которые становились все более душевными по мере того, как Лир начал понимать, что дух города не в общем впечатлении, а в нюансах, он изображал Костантинийю до того, как во второй половине XIX в. атмосфера на ее улицах кардинально изменилась.