Стамбульский бастард

Вы, ребята, родились среди армян, вам никогда не надо было доказывать, что вы тоже один из них. А я с самого рождения застряла на пороге и вечно курсировала между армянской семьей, гордой своим прошлым, но страдающей от исторических травм, и матерью, которая до истерики ненавидит все армянское. Чтобы стать такой, как вы, американкой армянского происхождения, мне сначала надо обрести мои армянские корни. И если для этого нужно отправиться в прошлое, то будь что будет, я это сделаю, а турки пускай говорят и делают что хотят.

Но разве отец и его родственники отпустят тебя в Турцию?

Это был Алекс Стоик, бостонец греческого происхождения, которому для счастья хватало хорошей погоды, вкусной еды и смешливых женщин. Верный последователь древнегреческого философа Зенона, он считал, что людям надо по возможности смиряться с естественными ограничениями и радоваться тому, что есть.

Ты не думаешь, что твои родные в Сан-Франциско будут волноваться?

Волноваться?

Армануш скривилась, представив себе тетушек и бабушку. Да они с ума сойдут от беспокойства!

Они ничего не узнают, для их же собственного блага. Скоро начнутся весенние каникулы, так что я смогу уехать в Стамбул на целых десять дней. Отец будет думать, что я в Аризоне, с мамой, а мама – что я здесь, в Сан-Франциско. Они совершенно не контактируют, а отчим никогда не общается со стамбульскими родственниками. Ничего точно ни за что не вскроется. Это будет тайна!

Прищурившись, Армануш уставилась на экран, словно озадаченная тем, что только что напечатала.

Главное, каждый день звонить маме, а папе – раз в два-три дня, и тогда все будет схвачено.

Отличный план, а из Стамбула будешь каждый день присылать сюда донесения.

Это предложила Леди Павлин-Сирамарк.

Точно, будешь нашим репортером!

– пришел в восторг Анти-Кавурма, но никто его шутку не поддержал, и снова воцарилось молчание, длившееся на сей раз еще дольше.

Армануш откинулась на спинку стула. В ночной тишине она слышала, как размеренно дышит отец, как ворочается в постели бабушка. Она потихоньку стала съезжать куда-то вбок. С одной стороны, ей хотелось просидеть тут до утра и сполна испытать все прелести бессонной ночи, а с другой – тело жаждало лечь в постель и забыться глубоким сном. Она догрызла яблоко. Мысль о задуманном опасном плане вызвала прилив адреналина. Но Армануш все же потушила настольную лампу, остался только слабый свет от монитора. Она уже почти вышла из «Кафе Константинополь», но вдруг на экране всплыла строчка текста:

Как далеко не зашла бы ты в поисках себя, дорогая Мадам Душа-Изгнанница, пожалуйста, будь осторожна и не давай себя в обиду туркам.

Это был Барон Багдасарян.

Глава 7 Пшеница

Асия Казанчи проснулась часа два назад, но все еще лежала в постели под одеялом из гусиного пуха и прислушивалась к мириадам голосов, которыми может звучать только Стамбул. При этом она тщательнейшим образом разрабатывала в уме тезисы своего Личного нигилистического манифеста.

Параграф 1. Если ты не видишь причин любить свою жизнь, не притворяйся, что ты ее любишь.

Поразмыслив над этим тезисом, Асия решила, что он достаточно хорош, чтобы открывать ее манифест, и перешла к обдумыванию второго параграфа. Но вдруг с улицы донесся резкий визг тормозов. Послышалось, как водитель благим матом кроет какого-то пешехода, который вдруг возник посреди проезжей части и пытался перейти перекресток по диагонали, да еще на красный свет. Водитель все орал и орал, пока голос его не слился с городским гулом.