Стамбульский бастард

В гостиной стало как-то чересчур укромно, почти душно, привычное повторение окутывало их эдаким уютным одеялом, словно вся жизнь была длинной, непрерывной репетицией и все повторяли выученные роли. Женщины принялись болтать без умолку, перескакивая с одного на другое, а сама Асия как-то оживилась, от утреннего уныния не осталось и следа. Бывало, ее просто обескураживала собственная непоследовательность. И как она могла так изводить тех, кого любила больше всего на свете? Настроение у нее было словно маятник, туда-сюда, туда-сюда, минуту назад бесилась, и вот уже всем довольна. Этим она тоже походила на мать.

Их болтовню прервал доносившийся через открытое окно тягучий голос продавца симитов, бубликов с кунжутом.

Тетушка Бану бросилась к окну и высунулась наружу:

– Эй, давай сюда! – крикнула она торговцу. – Почем продаешь?

Вообще-то, она прекрасно знала, сколько стоит симит. Этот вопрос носил, скорее, ритуальный характер. И ритуал соблюдался неукоснительно. Не дожидаясь ответа, она продолжила:

– Ладно, дай нам восемь штук.

По воскресеньям они всегда покупали к завтраку восемь симитов, по штуке на каждую и еще один для отсутствующего далекого брата.

– О, как они чудесно пахнут! – сияя, тетушка Бану прошествовала к столу с нанизанными на руки симитами, словно цирковая акробатка, которая собирается жонглировать обручами.

Рассыпая кунжутные зернышки, она разложила бублики по тарелкам. Радуясь пополнению углеводного запаса, тетушка Бану принялась поглощать симит, заедая его бореком, а борек – хлебом. Но спустя немного времени ее одолела то ли изжога, то ли мрачные мысли, и она приняла угрюмый вид, с каким обычно сообщала клиенту, что карты, кажется, предвещают беду.

– Все зависит от того, как посмотреть. – Тетушка Бану подняла брови, показывая, что собирается возвестить нечто весьма серьезное. – Было ли, не было ли… давно, еще в османские времена, жили два плетельщика корзин. Оба работали усердно, но один был исполнен веры, а другой был вечно всем недоволен. Однажды через их деревню проезжал султан. Он им сказал: «Я наполню ваши корзины пшеницей, и, если вы хорошо о ней позаботитесь, зерна превратятся в золотые монеты». Первый плетельщик радостно принял предложение, и его корзины наполнили пшеницей. А другой, такой же брюзга, как и ты, отверг дар великого султана. Знаешь, чем дело кончилось?

– Еще бы я не знала! – ответила Асия. – Эту историю я по меньшей мере раз сто слышала. А вот вы, кажется, не знаете, какой вред ваши истории наносят детскому воображению. Из-за этой дурацкой байки я все свое раннее детство клала под подушку пшеничный колосок в надежде на то, что наутро он превратится в золотую монету. А знаете, что было потом? Потом я пошла в школу. И в один прекрасный день рассказала детям, что скоро разбогатею, потому что моя пшеница превратится в золото. И не успела оглянуться, как весь класс надо мной смеялся. Вы меня выставили идиоткой.

Из всех детских потрясений и ударов это оставило самый горький след в душе Асии. Именно тогда она во второй раз в жизни услышала то самое слово, которое потом сопровождало ее много лет, раздаваясь, когда она меньше всего этого ожидала. Приблудная! До истории с пшеницей в первом классе Асия только однажды слышала это слово и особо не обратила на него внимания, главным образом потому, что не понимала его смысла. Одноклассники быстро заполнили пробел в ее познаниях. Но сейчас она предпочла умолчать об этом, оставить при себе и просто налила еще одну чашку обжигающе горячего чая.

– Послушай, Асия, можешь ворчать сколько душе угодно, но, когда приедет наша гостья, изволь утихомириться и будь с ней полюбезней. Ты говоришь по-английски лучше, чем я, и вообще лучше всех в семье.

Тетушка Бану сказала это не от большой скромности. Можно было подумать, что она хоть как-то могла изъясняться, но английского она не знала вовсе. Конечно, в старших классах у нее были какие-то уроки, но она напрочь забыла все, что выучила, и еще вдвое больше. Поскольку искусство гадания не требовало знания иностранных языков, она никогда и не думала о том, чтобы учить их.

Что же касается тетушки Фериде, то ее английский вообще не интересовал, и в школе она выбрала немецкий. Впрочем, в немецком она тоже особых успехов не добилась, потому что к тому времени сосредоточила все свое внимание исключительно на одном-единственном предмете: физической географии.

Петит-Ma и бабушка Гульсум вообще не шли в счет.