Она выпустила облачко дыма по направлению к столу из красного дерева, в котором Карикатурист-Пьяница прятал свои лучшие работы, опасаясь, как бы жена не уничтожила их в порыве гнева после очередного скандала. Там же он хранил первые эскизы к «Политику-амфибии» и «Политическому носорогу» – новым сериям скетчей, в которых члены турецкого парламента были представлены в образе разных животных. Он собирался в ближайшее время опубликовать эти рисунки, тем более что суд, приговоривший его к трем годам тюрьмы за изображение премьер-министра в виде волка в овечьей шкуре, постановил отложить исполнение приговора на неопределенный срок. Отсрочку ему дали с условием не повторять ошибку, но именно это он и собирался сделать. Он считал, что бессмысленно бороться за свободу слова, не отстояв сначала свободу шутки.
В углу письменного стола, освещенная золотистым светом изогнутой настольной лампы в стиле ар-деко, стояла огромная деревянная статуэтка ручной работы – Дон Кихот, глубоко задумавшийся над книгой. Асия очень любила эту скульптуру.
– Вся моя семейка – это сборище маньяков чистоты. Надо начисто стереть всю пыль и грязь воспоминаний. Они только и делают, что говорят о прошлом, но это дезинфицированное прошлое. Это у нас, Казанчи, такой способ справляться с проблемами. Если тебя что-то гложет, зажмурься, сосчитай до десяти, пожелай, чтобы этого не было, – и не успеешь и глазом моргнуть, готово, не было ничего, ура! Мы каждый день глотаем таблетку лицемерия.
«Интересно, а что Дон Кихот читает? – вертелось в ее одурманенной голове. – Что там написано на деревянной странице? Может, скульптор нацарапал пару слов?»
Она спрыгнула с дивана и подошла поближе. Увы, деревянная страница была пуста.
Асия сделала еще одну длинную затяжку, вернулась на диван и снова принялась жаловаться:
– Ненавижу всю эту лабуду, «милый сердцу дом родной», унылое подобие счастливой семьи. Знаешь, иногда я завидую своей прабабушке. Ей почти сто лет. Вот бы мне ее болезнь. Милый «альцгеймер», все забываешь.
– В этом нет ничего хорошего, дорогая.
– Может быть, для окружающих и нет, а для тебя очень даже хорошо, – настаивала Асия.
– Ну, обычно это связано.
Но Асия не стала слушать.
– Знаешь, сегодня Петит-Ma впервые за много лет открыла пианино, и я услышала эти нестройные звуки. Так грустно. Она когда-то исполняла Рахманинова, а теперь даже детскую песенку сыграть не может. – Асия на секунду замолчала и задумалась о сказанном; иногда она сначала говорила, а потом думала. – Я вот о чем – это мы понимаем, а она-то нет! – воскликнула Асия с деланым воодушевлением. – «Альцгеймер» не так страшен, как кажется. Что такое прошлое? Кандалы, которые надо сбросить. Это такое тяжкое бремя. Если бы только у меня совсем не было прошлого, если бы я могла быть никем, обнулиться и навсегда остаться на нуле! Легкая, как перышко. Без семьи, без воспоминаний и прочего груза.
– Всем нужно прошлое, – возразил Карикатурист-Пьяница, сделав глоток, а его лицо выражало нечто среднее между печалью и раздражением.
– Я не в счет, мне не нужно!
Асия взяла с журнального столика зажигалку «Зиппо», включила и сразу захлопнула с резким щелчком. Ей понравилось, и она стала проделывать это снова и снова, не подозревая о том, что Карикатуриста-Пьяницу это выводит из себя. Щелк. Щелк.
– Я, пожалуй, пойду, – сказала она, отдала ему зажигалку и осмотрелась в поисках одежды. – Мое семейство возложило на меня важную обязанность. Мы с мамой должны поехать в аэропорт и встретить мою американскую подругу по переписке.
– У тебя что, в Америке есть подруга по переписке?
– Типа того. Эта девочка вдруг как с неба свалилась. Просыпаюсь я как-то утром, а в почтовом ящике письмо, и угадай откуда? Из самого Сан-Франциско. Пишет некая Эми. Говорит, она падчерица моего дяди Мустафы. А мы даже не знали, что у него есть падчерица. И представляешь, какое открытие: оказывается, у его жены это второй брак! Он нам никогда не говорил. У бабушки чуть инфаркт не случился. Ее обожаемый сынок двадцать лет назад женился не на девственнице, нет, что вы, совсем не на девственнице, а на разведенке! – Асия замолчала, чтобы отдать должное заигравшей песне Джонни Кэша «It Ain’t Me Babe», просвистела несколько тактов мелодии, беззвучно, одними губами проговорила слова и продолжила свою речь: – В общем, эта Эми внезапно пишет нам письмо, сообщает, что учится в Аризонском университете, интересуется культурами разных народов и очень надеется когда-нибудь с нами познакомиться и тэ дэ и тэ пэ. А потом вдруг, внимание, сюрприз: «Кстати, я через неделю приезжаю в Стамбул, можно у вас остановиться?»
– Ого! – воскликнул Карикатурист-Пьяница, подлил себе ракии и бросил в стакан три кубика льда. – А она написала, почему вообще сюда собралась? Просто как туристка?