Стамбульский бастард

Асия прикусила язык и не стала ему возражать. Вместо этого она наклонилась к открытому окну и протянула руки, словно собиралась обнять весь город, во всем его хаосе и великолепии.

Он же тем временем развивал свою мысль:

– Смотри, люди чаще всего переоценивают дерьмовый трах и недооценивают классное…

– Дерьмо… – подсказала Асия.

Карикатурист-Пьяница одобрительно закивал и встал. Шелковые трусы не скрывали намечавшееся пивное брюшко. Он лениво проковылял к проигрывателю и поставил диск Джонни Кэша. Зазвучала одна из ее любимых песен – «Hurt». Поблескивая глазами, он пошел обратно, покачиваясь в такт первым аккордам: «Я поранил себя сегодня, чтобы что-то почувствовать…»

Асия поморщилась, словно ее укололи невидимой иголкой.

– Так жалко…

– Что жалко, милая?

Она уставилась на него страдальческим взглядом широко раскрытых глаз, которые, казалось, должны были принадлежать человеку по крайней мере раза в три старше.

– Полный отстой, – простонала она. – Все эти менеджеры и организаторы, или как они там называются, устраивают европейские туры, или азиатские туры, или все эти туры «ура-перестройка-Советский Союз»… Но мы, стамбульские меломаны, не попадаем в эти географические границы, мы словно проваливаемся в трещины на карте. Знаешь, все дело в геостратегическом положении Стамбула, из-за него у нас и проходит так мало концертов.

– Да уж, нам надо всем встать в ряд на Босфорском мосту и дуть, дуть изо всех сил, чтобы немножко сдвинуть этот город на запад. А если не получится, будем дуть в другую сторону, попробуем взять курс на восток. – Он хохотнул. – Нехорошо болтаться посредине. В международной политике двусмысленное положение не котируется.

Но Асия не слышала его: витала где-то высоко в облаках. Она закурила еще косяк, затянулась запекшимися губами. И глубоко вдохнула безразличие, чтобы не замечать ни его пальцев на своей коже, ни его языка у себя во рту.

– Ну почему было никак не связаться с Джонни Кэшем, пока он был жив… Понимаешь, чувак просто должен был приехать в Стамбул! А так он умер и даже не узнал, какие у него здесь преданные фанаты.

Карикатурист-Пьяница расплылся в ласковой улыбке. Он поцеловал родинку на щеке Асии, нежно погладил шею. Его руки скользнули вниз, и он обхватил ее пышные груди. Поцелуй был дерзкий, неторопливый, но жесткий, почти яростный.

Глядя на нее мерцающими глазами, он спросил:

– Когда теперь встретимся?

– Когда столкнемся в кафе «Кундера», надо полагать, – фыркнула Асия, отстраняясь.

Но он только придвинулся ближе:

– Нет, здесь, в моем доме?

– Ты хочешь сказать, в твоем борделе? – яростно бросила Асия, больше не пытаясь сдерживаться. – Мы же оба прекрасно знаем, что это не твой дом. Твой дом там, где ты уже столько лет живешь с женой. А здесь – твой тайный уголок, куда ты приходишь бухать и трахаться, чтобы жена на узнала. Приводишь сюда телочек – чем моложе, глупее и пьянее, тем лучше.

Карикатурист-Пьяница со вздохом потянулся к стакану ракии и одним глотком выпил половину. Лицо его исказилось таким глубоким страданием, что Асия на секунду испугалась, что он сейчас закричит или заплачет. Она не понимала, как можно сохранять спокойствие, когда тебе так больно.

Но он только произнес каким-то усталым стариковским голосом:

– Иногда ты бываешь так жестока.

В комнате воцарилась жутковатая тишина, только с улицы доносились крики игравших в футбол детей. Судя по громким воплям, кто-то из игроков только что получил красную карточку, и ребята из его команды препирались с судьей.

– Знаешь, Асия, в тебе есть что-то такое темное, – прозвучал, словно издалека, голос Карикатуриста-Пьяницы. – С виду и не скажешь, у тебя же такое милое личико. Но оно есть. У тебя неисчерпаемый потенциал для разрушения.

– Но я же никого не разрушаю, – попробовала защищаться Асия. – Я просто хочу свободы, хочу быть собой… Ну почему меня не оставят в покое?

– Чтобы ты погубила себя еще раньше и еще быстрее? Тебя тянет к саморазрушению, как мотылька к свечке… – (У Асии вырвался нервный смешок.) – Если ты пьешь, то до потери пульса, если что-то критикуешь, то сразу разносишь в пух и прах, если падаешь, то уж катишься вниз на самое дно. Право, я не знаю, как к тебе подступиться. В тебе столько ярости, детка…

– Наверное, оттого, что я безотцовщина, – заметила Асия и снова затянулась. – Я даже не знаю, кто мой отец. Я не спрашиваю, мне не говорят. Иногда мать на меня так смотрит, что я думаю, она узнаёт его в моих чертах, но никогда ничего не говорит. Мы все притворяемся, что отцов вообще не бывает, есть только Отец с большой буквы. Зачем отец, когда на небесах есть Аллах, Он за нами и присматривает. Мы ведь все Его дети, не правда ли? Только не думай, мать на все это не ведется. Уж поверь, я не встречала женщину циничнее. В этом-то и беда. Мы с ней так похожи и так далеки друг от друга.