Стамбульский ребус

На самом деле я не думал, что нам стоит придерживаться этой гипотезы, но мне не хватало той уверенности, с которой обычно говорила Зейнеп.

— Вполне возможно, но нельзя упускать и другую связь — с городскими сооружениями. Собор Святой Софии — один из самых известных символов Стамбула.

— Как раз это я и пытаюсь донести, — настаивал Али. — Разве собор не является символом христианского Стамбула? Не думаете ли вы, что именно поэтому тело оставили в такой позе?

— Зачем им это делать? — возразила Зейнеп. Все еще удерживая правую руку жертвы, она обратилась к Али: — Да, это одна из самых значительных построек христианского мира. Но зачем выкладывать тело убитого в форме креста? — Али промолчал, не находя аргументов, а наш криминалист продолжала рассуждать вслух: — Возможно, убийцы изменили свой подход и перестали оставлять подсказки относительно того, куда они подкинут следующее тело.

Мне такой расклад показался неправдоподобным.

— Не думаю, Зейнеп, — сказал я. — Убийцы действовали по одной и той же схеме, руководствуясь одним и тем же набором правил с самого начала. Они похищают жертву, перерезают ей горло, потом оставляют тело у одного из важных для истории города памятников. И всегда мы находили монеты, связанные с периодом, на который они хотят обратить наше внимание. При этом каждый раз тело указывало на место, где будет найдена следующая жертва. Более того, пока не было ни малейшего отступления от этого правила. С чего им менять свой подход, когда все идет по плану и они чувствуют себя в абсолютной безопасности?

— Вы все правильно говорите, инспектор, но не учитываете одного факта: мы со своим расследованием вполне могли каким-то образом повлиять на них…

— На них… — желая разобраться окончательно, я посмотрел ей в лицо. — Ты имеешь в виду тех подозреваемых, что у нас уже есть?

Омера и его братьев? Но они и так задержаны. А убить кого-то, находясь за решеткой, очень трудно.

Она посмотрела на меня так, будто собиралась сообщить нечто ужасное.

— Не было подходящего случая, чтобы сказать вам, инспектор. Фургон-рефрижератор абсолютно чист. Следов человеческой крови мы не обнаружили.

Я совершенно не удивился.

— В таком случае под убийцами ты, возможно, имеешь в виду Ассоциацию защиты Стамбула или туристическую фирму «Дерсаадет». Другими словами, Намыка Карамана и Адема Йездана…

— Не забудьте и про Лейлу Баркын, — напомнил Али. — К тому же вы с ней постоянно встречаетесь, поэтому она может догадаться, как именно мы действуем, из чего исходим.

— Верно, но никому из них мы пока что обвинений не предъявили. Намыка даже на допрос не вызвали. С Лейлой та же история. Может, и подозреваем их, но пока даже элементарно не надавили на них. С Адемом Йезданом ситуация ничем не отличается. Мы допросили двоих из его людей. Зачем же убийцам при таких обстоятельствах менять свою тактику?

Зейнеп, возможно, и дальше попыталась бы отстаивать свою гипотезу, но в этот момент обнаружила кое-что поважнее разговоров.

— Монета в правой руке.

Она сказала это довольно тихо, но ее слова произвели на нас с Али должный эффект: мы сосредоточили все свое внимание на девушке.

— На лицевой стороне бюст. Похоже на какого-то императора.

Она поднесла монету к свету, который лился из уличного фонаря, и попыталась прочитать надпись.

— Здесь что-то похожее на букву I, затем идут V, S, Т, еще одна I, N и снова I… Что бы это значило?

Зейнеп поднялась с колен и протянула монету мне. Прежде чем взять ее, я надел очки. Потом начал внимательно разглядывать монету. Фигура, изображенная на лицевой стороне, была в шлеме и доспехах. В левой руке — щит, в правой — копье. По верху монеты шла рельефная надпись. Я перевернул монету. С обратной стороны было изображено какое-то крылатое создание. В руках оно держало посох в форме креста. Внизу отчетливо читалось слово CONOB. У меня не было никаких идей относительно того, что это могло значить. Я снова повернул монету и начал рассматривать буквы, которые нам только что зачитала Зейнеп.

Я смог разглядеть надпись IVSTINIANVS.

— Иустини… Полагаю, здесь написано Иустиниан. Он известен нам как император Юстиниан.

Тут же развернувшись, я посмотрел на великолепный храм, находившийся неподалеку.

— Это он построил собор Святой Софии, Айя-Софию.

Али тоже смотрел на Святую Софию — когда-то это была величайшая церковь в мире.

— Айя означает «святой», не так ли, инспектор? — спросил Али.

— Да, хотя думаю, что было бы правильнее сказать «священный».

— Значит, храм называется «Священная София»?

— Можно и так сказать. София означает «мудрость», поэтому можно сказать: Айя-София — храм Святой Мудрости, Премудрости Божией. Он не был построен в честь какого-то конкретного святого. Именно по этой причине султан Мехмед Завоеватель после взятия Константинополя превратил церковь в мечеть, но оставил ее название. Почти тысячу лет храм был церковью, пятьсот лет — мечетью, а после установления республики по приказу Ататюрка был превращен в музей[45].

Али с большим интересом слушал все, что я рассказывал. Его взгляд был устремлен на величественный купол.