Стамбульский ребус

— Чего же ты не садишься? — спросил я.

Мой вопрос заставил ее напрячься. Она окинула взглядом все четыре стула, стоявшие вокруг стола.

— И куда же мне сесть?

— Куда захочешь. Больше никого не будет. Только мы вдвоем.

Евгения выбрала ближайший к окну стул. Я сел напротив.

— Скажи мне наконец, — теряя терпение, воскликнула она, — кто приготовил все эти деликатесы?

— Ты поверишь, если скажу, что я сам? — По ее лицу я понял, что нет. — Ладно. Я расскажу, если ты нальешь ракы.

Она хитро улыбнулась и потянулась за графином.

— Так и знала, что это не ты. А что насчет морского окуня? Ведь тоже не ты?

— К сожалению, нет. Я полный ноль на кухне. Готовил мой друг. Рыбу, мезе и все остальное.

— И он велел тебе запекать рыбу не более тридцати минут? — спросила она, наливая мне ракы.

— Да, точно.

— И кто же этот друг?

— Ариф-уста. Раньше у него было свое мейхане. Ариф-уста из Текирдага.

— Ариф-уста? — переспросила она, ставя графин на стол. — Нет, не слышала.

— Ариф давно уже не занимается питейным бизнесом. Но он был знаком с твоим отцом. И он всегда хорошо отзывается о «Татавле».

— Но почему ты не приходишь в «Татавлу» вместе с ним? — спросила она, добавляя воду в мой стакан с ракы. — Мы бы угостили его своими закусками.

Я взял стакан с побелевшей водкой. Евгения не стала добавлять себе воду, сидела и крутила стакан.

— Что же, — начал я, — добро пожаловать в мой дом.

Я предложил выпить за нее, но она вдруг сказала:

— Нет, Невзат. — В ее глазах появилась решимость. — Не за меня. Выпьем за Гюзиде и Айсун. — Она тихонько коснулась своим стаканом моего. — За твою жену и твоего ребенка…

Я не знал, как реагировать. Еще в дверях, буквально с первого взгляда, она почувствовала, в каком состоянии я нахожусь. Но промолчала, решила дождаться подходящего момента. Сейчас же, уступив своей природе, предпочла не прятаться от проблемы. Но я оказался не готов к этому, поэтому замер со стаканом в руке.

Она заметила, что я не пью, и тоже не выпила.

— Но почему, Невзат? — тихо спросила она. — Почему мы не можем выпить за них, не можем поговорить о них? Они по-прежнему часть твоей жизни. Разве ты не замечаешь? Память о них делает тебя тем, кто ты есть на самом деле. Боль, которую ты испытываешь, делает тебя сильнее. Если речь обо мне, то я никогда не представляла тебя отдельно от них. Мне такое и в голову не приходило. Они были всегда и есть сейчас. Теперь они мне такие же родные, как и тебе. Невзат, неужели ты не понимаешь? Я полюбила тебя вместе с ними.

Слушая Евгению, я все отчетливее понимал, что выгляжу не в лучшем свете.

— Проблема не в тебе… — подавленно сказал я.

— Но тогда в чем? — спросила она и устремила на меня пронизывающий взгляд. — Ты их не предавал, Невзат. Мы полюбили друг друга. В этом нет ничего предосудительного. Мы не грешили, никого не обворовывали. Я уверена, что они желали бы тебе только счастья. Почему ты чувствуешь себя виноватым?

Я опустил глаза на свои руки, лежавшие на столе.

— Не знаю… — мой ответ прозвучал беспомощно. — Возможно, из-за того, что я так и не отыскал убийц. Или же потому, что они погибли случайно, вместо меня, а я не смог их спасти… — Подняв глаза, я посмотрел на нее, моля о пощаде. — Все слишком запутано, Евгения. Поверь, мне бы очень хотелось освободиться от чувства вины. Но это так тяжело… Да, я переживал, когда пригласил тебя сюда. Но вместе с тем мне ужасно хотелось, чтобы ты пришла. Извини, это несправедливо по отношению к тебе.

— Вовсе нет! — твердо ответила она. — Никакой несправедливости я тут не вижу. Ты зря мучаешь себя, не нужно этого делать. Мы все можем сосуществовать в твоей жизни. Не пытайся скрыть от меня свою жену и дочь. Повторю, я принимаю тебя вместе с ними и люблю вас троих.

Я отвернулся, чтобы она не увидела мои увлажнившиеся глаза.

— Спасибо… — только и смог выговорить я.

Какое-то время я молчал, потом слова начали вылетать сами собой:

— Ты замечательный человек, Евгения. А я просто дурак. Я не знаю, как справиться с ситуацией: что с этим делать, как жить…

— И я не знаю, — она коснулась моей руки. — И понятия не имею, кто может это знать. Так что я предлагаю поднять наши стаканы и выпить за Гюзиде и Айсун.

Я увидел, что в ее глазах тоже стоят слезы. Но она сдержалась, не расплакалась. Снова подняла свой стакан и сказала:

— За твою жену и ребенка. За двух замечательных людей, сделавших тебя тем, кто ты есть.

— За Гюзиде и Айсун. — Теперь слезы лились из моих глаз рекой. Мы чокнулись, и я выдавил из себя: — За двух замечательных людей… за моих жену и дочь…

Мы потягивали ракы, когда зазвучала новая песня. Снова комнату заполнил грустный голос Мюзейен Сенар:

«Я сгораю в огне, но без пепла и дыма…
У меня тебя нет, так куда мне идти?
Признавать очень больно и невыносимо:
Потерявшему дом — ничего не найти!»

Сентиментальный дурак