— Нет, — ответил я, съезжая на мост Ункапаны. — Я тогда только начал работать в полиции, служил не в Стамбуле. Просто не смог отпроситься и приехать.
Евгения отчего-то замолчала. Честно говоря, я был даже рад: почувствовал облегчение, будто избавился от какой-то тайны. Я смотрел, как под мостом текут темные воды залива. Время от времени отражая на своей поверхности береговые огни, они тихонько уходили в сторону мыса Сарайбурну. Глядя в ту сторону, я вдруг вспомнил о царе Визасе. Интересно, знают ли стамбульские румелийцы что-нибудь об этой легендарной личности, царе — основателе города? По правде говоря, мне просто хотелось избавиться от груза воспоминаний и поговорить о чем-нибудь другом. Но Евгения не дала мне такой возможности:
— И как же тогда Демир простил Йекту? — Я не сразу ответил на ее вопрос, поэтому она предположила: — Может, у Хандан появился кто-то еще?
— Нет… Никто у нее не появился… Хандан погибла…
— Погибла?! — веселость в ее голосе исчезла. — Боже мой, Невзат, пожалуйста, скажи, что это неправда.
— Несчастный случай… Три года назад… Вместе с маленьким сыном Умутом…
— Какой ужас, — прошептала она дрожащим голосом. — Это… такая трагедия… А как же Йекта? Что с ним стало?
— Он обезумел от горя. Несколько месяцев был на антидепрессантах. Мы очень боялись, что он покончит с собой. К счастью, Демир тогда уже вернулся в Турцию. Он пришел на помощь другу — а ведь они не общались почти пятнадцать лет, — помог ему снова встать на ноги, справиться с этой раной. Я тоже пытался помочь Йекте. Как-никак и я столкнулся с невыносимой утратой: как и он, потерял жену и ребенка. То есть у нас много общего было. Но у Демира, кажется, все получилось гораздо лучше, чем у меня.
— Ты бы ничего не смог сделать, — сказала Евгения. — Именно Хандан была для них точкой соприкосновения. Пока была жива, она их разлучила, а после смерти снова заставила быть друг с другом.
Она говорила очень логичные вещи, но голос ее переполняли эмоции.
— Ты права, так и случилось. С тех пор они стали лучшими друзьями, еще ближе, чем прежде. Я встречаюсь с ними время от времени, но теперь они неразлучны. Вероятно, как ты и говоришь, воспоминания о Хандан держат их на плаву.
— А как же семья Демира?.. Жена, дети?
— Демир так и не женился. Кажется, из нас троих он любил ее больше всех. Не знаю. Он стал востребованным в профессии, заработал много денег. Я уверен, он пытался завязать отношения с другими женщинами, но ни одна из них не смогла заменить ему Хандан. Знаешь, он очень несчастен.
— У него на лице все написано.
— Демир только кажется высокомерным. На самом деле он хороший человек. Он и раньше с людьми сложно сходился. А история с Хандан только усугубила ситуацию. Теперь они с Йектой почти всегда вместе, — повторил я. — Бывают даже моменты, когда мне, в голову приходит вопрос: Демир таким образом искренне заботится о товарище или просто хранит память о любимой женщине?..
— Теперь это уже не имеет никакого значения, — мягко сказала Евгения. — Ты же сам говорил, что эта любовь жила между вами четверыми. Теперь осталось только трое…
Неужели она пыталась как-то задеть меня?
— И кто же этот третий? — коротко спросил я. — Евгения, постарайся понять. Ко мне это больше никак не относится.
— Невзат, третий в этих отношениях не ты, а Хандан. И ее смерть, в принципе, ничего не меняет. Даже наоборот, она недосягаема для обоих, и это делает ее еще более привлекательной. Поэтому ты не смог; утешить Йекту. Это их общая с Демиром рана. Они оба любят одну и ту же женщину.
Странно, но на миг я почувствовал себя каким-то отверженным. Почему я не испытывал такую же боль и горе, как они? Почему они не позволили мне разделить с ними эти чувства? Кто знает, возможно, Евгения была права — их вины в этом не было. Много лет назад, пав жертвой своей гордыни, я отдалился от них. Но это был мой осознанный выбор. Потом жизнь потекла по-другому. Почему же у меня возникло это странное чувство, что я брошен?.. Человек — странное существо.
— Ты все стойко вынес, Невзат… — глядя на меня с прежней нежностью в глазах, сказала Евгения. — Столкнувшись с дилеммой, ты предпочел решить все по-своему: забыть об этой любви…
— А вы еще утверждали, что я сентиментальный…
— Да, ты сентиментальный человек, но это не делает тебя слабым. Даже наоборот, придает тебе силы…
Признаться, мне уже надоело, что мы постоянно говорим обо мне. Пришло время отстраниться от юношеских воспоминаний. Я спросил Евгению:
— Ты что-нибудь знаешь о Визасе?
Она как будто была сбита с толку моим вопросом.
— Ты имеешь в виду царя Визаса? Человека, который искал место для своего города напротив Страны слепцов?
— Значит, слышала о нем?
Кажется, она была удивлена тем, что я так отреагировал.
— А как не слышать? История нашего города начинается с этого царя. Наши румелийцы проявляют к нему меньше интереса, чем греки.
— Почему, интересно?
— Потому что Визас был греком, а мы — римлянами, — ответила она, как всегда, естественно и небрежно.
Каменные доспехи Феодосия II.
Стены Константинополя