Стамбульский ребус

Бог смотрел на императора. То был момент гордости, час изобилия и похвалы. На императоре были великолепные одежды, голову украшала золотая корона с рубинами. Бог был бос, его голову венчал терновый венец. Взгляд императора был спокоен: в нем царила гордость от осознания собственной участи — счастливое рождение, жизненный успех. Взгляд Бога был наполнен печалью: в нем читалась боль за всех униженных и уязвленных. Одна рука императора лежала на рукоятке кинжала, другой он придерживал узду коня. Безграничная детская радость освещала его лицо. Одна рука Бога была прибита гвоздями к правой части распятия, другая — клевой. На лице — следы глубокого разочарования.

Бог смотрел на императора Феодосия. Но тот даже не замечал распятого на кресте Бога. Император смотрел на стены позади распятия. На Золотые ворота, которые возвышались, словно замок, и соединяли между собой мощную кладку. Император смотрел на статую своего деда за Золотыми воротами: Феодосием его назвали в честь него. Император почувствовал, как у него кольнуло в сердце: его дед управлял всей Римской империей — от Галлии до Восточного Рима — и одержал громкие победы в самых ожесточенных битвах. За плечами у императора не было подобных побед. Но ему удалось кое-что другое, и теперь он тоже войдет в историю.

Бог смотрел на Феодосия — он всегда помогал ему: оберегал, даровал ему счастье, как освященный вином хлеб. По восшествии на престол Феодосию исполнилось всего семь лет. Но Бог возвел вокруг него надежные стены: поставил ему регентом Пулъхерию, сестру, наградил врагов неприятностями, чтобы они оставили его в покое. Божественная тень всегда укрывала Феодосия облаком благодати. Бог наделил императора разумом для управления государством, силой — для его спасения, любовью к прекрасному — чтобы тот облагородил страну.

Бог смотрел на императора. Но взгляд Феодосия все еще был прикован к городским стенам — они увековечат его имя. Император, как и его сестра Пулъхерия, был добропорядочным христианином. Он был верен Богу на распятии. Но сейчас ничто не могло заставить его отвести самовлюбленный взгляд от городских стен. Ни Визасу, ни Константину Великому не удалось сделать эти стены столь величественными, протяженными и непреодолимыми, как ему. Император знал: эти стены принесут ему успех, а история бросит к его ногам славу, в которой было отказано многим другим императорам.