Стамбульский ребус

Он ни на что не намекал и не осуждал меня. Казалось, его просто удивила сама мысль о том, что человек может полюбить кого-то во второй раз, и он хотел разобраться, как и почему.

— Не знаю, Демир… Я уже и не помню, что такое любовь.

Улыбки на лицах моих друзей угасли. Атмосфера становилась все мрачнее и мрачнее. Внутренний голос велел мне замолчать, чтобы не расстраивать их еще больше, но я не смог совладать с собой и продолжал говорить.

— Мне так хорошо, когда она рядом… Общение с ней идет мне на пользу… Конечно, все не так, как было когда-то… То есть не так, как было с Гюзиде… И никогда не будет… Гюзиде и Айсун — совсем другое. Никогда не смогу их забыть… — Мы встретились взглядом с Йектой. Ему тоже никогда не забыть Хандан. Ее и сына Умута. А как же Демир? Удалось ли ему избавиться от воспоминаний о Хандан — той молодой девчонке, в которую они оба были влюблены?

Не думаю. Я продолжал изливать душу: — Душевным ранам никогда не зажить до конца. Тело исцеляется гораздо быстрее. Пока бьется сердце, тело может вылечиться. Но когда душа ранена, швов не наложить. Она продолжает кровоточить сама по себе. С другой стороны, жизнь продолжается. Я не думал, что смогу начать все сначала, что в моей жизни появится другая женщина и я полюблю ее. Но, похоже, я ошибался. Все возможно…

На лица моих друзей упала тень, глаза подернулись дымкой. Их одолевало множество вопросов. Я знал, что Демир с Йектой не решатся спросить. Поэтому ответил, не дожидаясь вопроса:

— Иногда я и правда себя корю: какого черта я делаю? Жены и дочери нет в живых, а я живу себе и наслаждаюсь… Часто думаю об этом… Лучше бы и мне умереть… Только так восстановится равновесие, справедливость. Если меня, как и их, не станет. Но ум продолжает усиленно работать. Что теперь моя смерть для Гюзиде и Айсун? А если бы все случилось наоборот: погиб я, а они бы остались в живых? Хотел бы я, чтобы они отказались от жизни только потому, что нет меня? Вряд ли. Никакого смысла в этом нет…

Демир уставился в одну точку, так и застыл. Может, опять задумался о смысле жизни? Мог ли этот смысл сводиться к той всепоглощающей любви, которую много лет назад Демир потерял в этом квартале?..

— Тебе повезло, Невзат, — сказал Йекта. Его глаза источали понимание и теплый свет. — Наверное, ты сильный… Тебе удалось полюбить другую женщину. В этом нет ничего дурного или постыдного. Такова жизнь. А вот если тебе не удается полюбить снова — ухватиться не за что, и жизнь превращается в кошмар…

Демир все еще не вышел из оцепенения, так и сидел молча.

— Ты прав. Скорее всего, мне повезло, у меня появилась Евгения. Она и правда особенная. Такие редко встречаются, но я уверен, что в мире существуют тысячи таких же прекрасных женщин.

Йекта понял, что я имею в виду.

— Уверен, так и есть… — Снова на губах его появилась горькая улыбка. — Но главное — не те, кто окружает нас, Невзат. Главное — мы сами. И то, что мы чувствуем. Все остальное — просто фон. Не пойми меня неправильно, но это касается и Евгении. Не будь у тебя желания жить, воли — называй как хочешь, — насколько красота и доброта Евгении могли бы тебя привлечь? Как же ты был нрав: на раны души швов не наложишь… И даже больше: эти травмы гораздо хуже и мучительнее, чем физическое страдание. Эта боль так велика, что человек ни о чем другом и думать не может… Даже если сильно захочет…

Демир наконец выплыл из моря воспоминаний.

— Предлагаю сменить тему, — сказал он резко. — Без тела и душе не бывать. И неважно, что соизволит душа — горевать или радоваться, но тело нуждается в пище. — Так он пытался закончить наш затянувшийся разговор. Он повернулся ко мне и с улыбкой спросил: — Ну-с, старший инспектор, есть ли у вас особые пожелания на завтрак?

Вот так — узнаю Демира. Он всегда был очень сентиментальным, но предпочитал не демонстрировать это. Когда заболела его мать, когда Хандан с Йектой решили пожениться, он пережил это в себе.

Я откинулся на спинку стула и посмотрел на друзей. Йекта был не против больше не говорить о том, что действительно было тяжело. И… Кажется, я ошибался насчет Демира. Возможно, он был готов поделиться своим горем и печалью — но не со мной, а только с Йектой. А тот, скорее всего, тоже не раз обнажал свою душу перед ним. Они жили болью друг друга, общаясь и понимая друг друга без слов. Их беда, их потеря делала их единым целым.

Я снова почувствовал, что не вписываюсь в их компанию. Как будто они пытались так наказать меня за то, что я был счастлив. На меня нахлынули тревожные угрызения совести, какой-то стыд и даже злость. Мне тут же захотелось уйти не прощаясь. Но вместо этого я запрятал поглубже свои чувства и попытался улыбнуться.

— Спасибо, ребята, я не голоден. Мне уже пора. Сегодня много дел.

Темное прошлое