Стань моим мужем, дракон!

– Очень достойный молодой человек, – убеждала меня тетя Молли. – Высокий, красивый, стройный. А как на нем костюм сидел, видела?

Геррах в обычной рубашке и брюках был в сто раз красивее.

– Светлая кожа – признак благородных кровей, – напирала тетя. – Не то что этот твой… Тьфу! Сразу видно, простецкая рожа.

О, Геррах вовсе не так прост, как хотел поначалу казаться. Но какая, в принципе, разница? Даже если он драконий принц – мне это все ни к чему.

Чемодан ждал своего часа. Осталось два дня. Завтра я продержусь, а потом сяду на корабль – и пусть хоть обыщутся. И дядя, и Ленни, и Филипп, от которого у меня мороз по коже.

– А какие у него тонкие пальцы. Заметила, как он ими перебирает? Наверное, пианист, – она мечтательно вздохнула. – А может, играет на арфе.

– Он гадкий, – сказала я, прервав утомившие меня оды прекрасному Филиппу.

Тетя захлебнулась возмущением.

– Гадкий? – с недоверием переспросила она. – Да он как сахарная фигурка с торта!

Такую съешь – как бы не скрутило.

– Если он так тебе нравится – иди за него замуж сама, – отрезала я. – А я хочу другого.

– Этого твоего раба? – с пренебрежением уточнила тетя. – То, как он смотрел на тебя, – это просто неприлично, знаешь ли. Давай все же наймем ту гувернантку, что умеет пороть. Всыпать ему розгами хорошенько, чтобы знал, как смотреть на приличных девушек. И тому лысому заодно, для профилактики.

Когда Геррах смотрел на меня, в его глазах мерцало пламя, и от его жаркого взгляда внутри меня растекалась теплая волна. И его ласки, такие нежные, такие неспешные… В итоге за ужином я сдалась и перестала отталкивать его руку, но он так и не зашел дальше, и теперь моя кожа словно горела и ждала прикосновений.

– Я сказала, что хочу другого, но это вовсе не значит – другого мужчину, – пояснила я. – Я хочу уехать, тетя, я же говорила.

– Деечка, – она всхлипнула. – Но как же так… Зачем? Все так славно складывается. И Филипп…

– Места забронированы на двоих, – жестко продолжила я. – Когда я исчезну, дядя наверняка будет в бешенстве. Ты не родственница ему по крови, и он запросто может вышвырнуть тебя вон.

– Конрад – приличный человек, – промямлила Молли.

Как ей все же важны эти приличия! Да, дядя вел себя культурно и не хватал женщин за коленки, но сегодня он привел в мой дом чудовище. Но, может, он тоже не видел его сути, как и Молли.

– Решай сама, – сказала я. – Если поедешь со мной, я о тебе позабочусь. Заставлять не буду.

– Амедея, деточка, но куда?..

Я вскинула глаза на картину, что висела на стене моей спальни. Хрустальные башни сегодня показались мне острыми стрелами, а алые огни – брызгами крови.

– Как же коты, и дом, и вещи…

Я не собиралась скучать по барахлу. Достаточно того, что останусь я сама. Заработаю, куплю, устроюсь.

– Там тоже полно котов, тетя, – заверила я. – Подумай.

Название города я говорить не стала. Общение с Ленни научило меня осторожности и подозрительности. Я любила тетю и доверяла ей, но она может ляпнуть, не подумав, или разболтать, увлекшись беседой.

Тетя Молли растерянно покивала и ушла из моей спальни.

Стеклянный город на картине казался хрупким, как мои мечты. Но все должно получиться. Завтра я поговорю с дядей, расскажу о своей великой любви к Герраху. Вот будет забавно, если дядя передумает выдавать меня за Филиппа и скажет – будь счастлива со своим варваром, Амедея. Но останется Ленни. И моя тайна.

Картина перед моими глазами расплылась, и я поняла, что плачу.

Если бы я не вошла в лабораторию отца, если бы не попробовала сплести те руны, если бы родилась без магии… Это была бы уже не я.

Даже если дядя отстанет, все равно надо бежать. Послезавтра мы с Молли уедем из дома, займем места в каюте и будем сидеть там тихо как мышки, пока корабль не отчалит. В порту вечно суматоха, никто не обратит на нас внимания. А когда хватятся – корабль будет далеко.

Я вытерла щеки, досадуя на себя за эту минуту слабости. Расклеилась, как дура. Хотя никакой трагедии не произошло. Напротив. Быть может, эти перемены к лучшему.

Дверь снова скрипнула, и я с облегчением сказала:

– Быстро же ты решила.

Горячие ладони легли на мои плечи, погладили шею, потянули за волосы, заставляя поднять голову. Геррах склонился ко мне, почти коснувшись моих губ своими, но вдруг замер.

– Ты что, плакала? – с испугом спросил он, разглядывая мое лицо. – Амедея… Это из-за меня? Из-за того, что я… делал за ужином?

Я оттолкнула его, но с таким же успехом могла бы двигать гору. Геррах опустился на колени у моих ног, обняв мои бедра и с тревогой глядя в глаза. Его беспокойство было даже трогательным. Но вообще – интересный поворот. Это что же, он собирался меня поцеловать? Продолжить то, что начал за ужином? Что-то во мне потянулось ему навстречу, сердце забилось чаще от предвкушения…

– Конечно, я плачу не из-за тебя, раб, – ответила я свысока. – Да, ты вел себя отвратительно. Но ты забываешься. Ты – моя собственность. Не стану же я проливать слезы из-за того, что, допустим, топор оказался тупым.

– Значит, тупой топор, – повторил он, сузив глаза и подавшись ко мне, и я быстро добавила:

– Нельзя прикасаться!

Геррах облизнул губы и убрал руки от моих бедер. В его глазах бушевало пламя, а мелодия древней магии, скрытой в нем, вдруг запела так томно и влекуще, что я едва сдержалась, чтобы самой не склониться и не поцеловать его.

– Хочешь, я женюсь на тебе? – предложил он.

Я делано рассмеялась, но его лицо оставалось серьезным. Геррах гибко поднялся и прошелся туда-сюда по моей спальне, мазнув взглядом по книжному шкафу, картинам и письменному столу.

– Ты освободишь меня, и мы поедем в мою страну, – продолжил он. – Ты не будешь ни в чем нуждаться, Амедея. Я вовсе не простой вояка.

– Это я уже поняла.

– Что ты собираешься делать? Пойдешь за того карлика в белом?

– Он довольно высокий.

– А по сути – букашка. Ты будешь несчастна с ним.

– А с тобой, значит, буду парить на облаках удовольствия? – поинтересовалась я, задрав подбородок и стараясь выглядеть уверенно.

Геррах ухмыльнулся и развернулся ко мне.

– Возьми свои слова назад и проверь, – вкрадчиво предложил он.

– Ты все сводишь к физической близости, – неодобрительно сказала я. – Но мы с тобой очень разные люди. У меня другие мечты, Геррах. Почему, кстати, Филипп звал тебя Джеррах дра Шор?

– Дра – приставка благородных родов в красных горах. Джеррах – произношение на наш манер. Этот тощий стервец наверняка замучил на своих убогих играх не одного дракона.

Я встала с кровати и направилась к двери.

– Иди за мной, – приказала ему.

Есть еще одно дело, которое я должна закончить, пока не уехала из Аль-Малены. Раб нагнал меня в два шага и пошел рядом, и я тайком бросила на него взгляд.

Променять просвещенный город на дикие земли? Выйти замуж за мужчину, о котором я толком ничего не знаю?

– Сюда, – сказала я, отворив дверь, которая слушалась только меня.

Конечно, я рисковала. Но почему-то была уверена, что Геррах не побежит на меня доносить. Я его не знала, но я ему доверяла – вот что странно. Я опасалась дядю, Ленни, и даже с тетей была осторожна, но сейчас открыла свою святая святых перед рабом.

– Раздевайся.

Этот приказ он выполнил без излишних споров.

***

Варвар рассматривал мою лабораторию с опаской, как будто я привела его в клетку к дикому зверю. Сложив одежду на свободный стул, он вопросительно посмотрел на меня. Я же старалась не слишком пялиться на его наготу и вместо этого попыталась увидеть мою лабораторию чужими глазами. Наверное, она казалась пристанищем алхимика: склянки, колбы, весы. В углу небольшая печь, посередине – широкий стол, на котором лежали книги и листы с моими записями и пометками.

Я убрала всё в ящики под столом и жестом указала:

– Ложись.

– Может, нам будет удобнее там? – глумливо предложил Геррах и кивнул в сторону дивана, стоящего у стены.

Слегка продавленный и потертый, буро-зеленый, как крокодил, он служил мне кроватью, когда я работала допоздна и не находила в себе сил, чтобы вернуться в спальню.

– На стол, – сказала я. – Лицом вниз.

– Ну, так совсем скучно, – разочарованно вздохнул Геррах, но все же выполнил мое распоряжение и вытянулся на столе, который слегка прогнулся, но выдержал.

Таких артефактов у меня еще не было: смуглая кожа слегка мерцала под магическим светом, струящимся из-под потолка, мышцы бугрились, и к ним так и хотелось прикоснуться. Этим я и собиралась заняться, но исключительно в научных целях.

– О да, почеши правее, – хмыкнул Геррах, когда я обрисовала пальцами контур его левой лопатки.

В нем текла магия, и здесь она словно обрывалась. Песня заканчивалась надрывным аккордом, который звучал неправильно.

– Лежи смирно, – приказала я. – Ты ведь хочешь вернуть свои крылья, дракон?

Мышцы на спине напряглись, Геррах приподнялся и повернул ко мне голову. Черные глаза с искрами вокруг зрачков уставились словно мне в душу.

– Ты эш-хасса? – ровным тоном спросил он.

– Слушай, я не очень хорошо понимаю твой язык, – проворчала я. – Я еще про шехсайю не выяснила, а ты тут новыми словами бросаешься. Они хоть приличные?

– Пряха, – выпалил Геррах. – Можно перевести так. Эш-хасса – та, что видит нити мироздания и может сплести судьбу.

– Нет, – ответила я, водя ладонями по его спине и нащупывая оборванную мелодию.

Он поерзал, вздохнул.

– Что тогда? Решила сделать мне массаж? Как тебе угодно, госпожа…

Я провела по позвоночнику, слегка надавливая подушечками пальцев по обе стороны, намечая ключевые точки.

– Я не могу сплести судьбу, – сказала я. – Но попытаюсь тебя починить. Сделать как было. Ты все равно что сломанный артефакт, Геррах. В тебе течет магия. Но вот здесь, – я положила ладони на лопатки, прислушиваясь к музыке, звучащей слегка искаженно и глухо, – диссонанс.

Он вновь приподнялся на локтях и посмотрел на меня, и кольцо огня вокруг зрачков вспыхнуло ярче.

– Если ты сделаешь это, Амедея, я буду твоим должником навеки.

– Ты вообще-то мой раб, забыл? – сварливо напомнила я. – Ляг уже и не дергайся. А то потоки смещаются.

Я выдвинула ящик стола и, достав оттуда мешочек, высыпала содержимое на стол.

– Откуда это у тебя? – процедил Геррах сквозь зубы.

– Тебя продают на черном рынке, частями. Довольно дорого, чтоб ты знал, но мне сделали скидку. – Спохватившись, виновато добавила: – Прости, тебе неприятно это видеть…

Геррах вздохнул и отвернул голову в другую сторону.

Я клала чешуйки ему на спину, и они впивались в кожу словно иголки. Рисовала пальцами руны на сильной спине, и узоры вспыхивали огнем. Тем самым, что все еще горел в нем.

– Ставишь на мне клеймо? – неловко пошутил он, но мои щеки вспыхнули от возмущения.

Роль рабовладелицы была мне чуждой, и я собиралась стряхнуть ее с себя, как неподходящую одежду. Но что поделать, если иначе Геррах совсем неуправляемый?

– Огонь – неустойчивая стихия, – решила я пояснить. – Надо ее подтолкнуть.

– И что мне сделать? Сожрать ведро углей? Сунуть голову в печь?

Геррах вроде шутил, но по его голосу мне показалось, что он сделал бы это, не колеблясь.

Я взяла пару чешуек и, подойдя к печке, положила их на железную лопатку. Огонь вспыхнул, как только я сунула ее в очаг.

– В вашей стране женщинам не дозволяется колдовать, – вспомнил Геррах, повернув ко мне голову.

– А в вашей? – спросила я.

– В красных горах эш-хассы не рождаются, – ответил Геррах. – Вся магия уходит мужчинам.

– Как всегда – сплошная несправедливость, – усмехнулась я, выпрямляясь.

Подойдя к нему, замерла в нерешительности.

– Жги, – разрешил Геррах.

– Будет больно, – предупредила я.

– Я не боюсь огня.

– Потому что он и так в твоем теле. Но не в этих точках. После того, как крылья обрезали, там только пепел.

– Делай, что нужно, женщина, – грубовато ответил Геррах, положив голову на скрещенные руки. – Обещаю не плакать. Почему ты все же расстроилась, Амедея? Быть может, из-за того, что я не довел начатое до конца? Тебе ведь нравилось, правда?

Раскаленные чешуйки легли ему на позвоночник, и он зашипел сквозь стиснутые зубы, а на спине выступили бисеринки пота. Музыка драконьей магии загремела так сильно, что я удивилась, как мои склянки и колбы не полопались. Геррах часто задышал, уткнув лоб в кисти рук.

– Когда я снова стану драконом? – глухо спросил он.

– Ты и так дракон, – повторила я. – Но на восстановление понадобится время.

– Как долго?

– Ну… я такого не делала раньше, – призналась я и заглянула в книжку. – Здесь пишут, что высший порядок рун должен созреть. Месяц. Может, больше.

Еще несколько чешуек легли одна за одной, Геррах шикнул и я, склонившись, подула на его спину.

– Больно?

– Я не возьму в толк, почему ты это делаешь?

Потому что могу – разве этого недостаточно?

– Считай это благодарностью за то, что не чавкал за ужином, – ответила я. – Чего ты смеешься? Я ведь сказала – не дергайся!

– Прости, – попросил Геррах. – Больше не буду.

Я сплетала руны в могучей спине, повторяя узор, что перетекал в его совершенном теле. Вытягивала потоки из точек, связывала обрывки и скрепляла их раскаленной чешуей. Ждала, пока пламя растечется по намеченному узору, направляя его в нужное русло. Прислушивалась к мелодии, стараясь уловить малейшую фальшь.

Геррах затих и дышал ровно, как спящий ребенок, и песня под смуглой кожей запела чисто и спокойно. Я сделала все, что могла. Посмотрела еще раз на вязь рун, а потом, не удержавшись, провела ладонью по безупречной спине просто так – не ради исцеления или магии – повторяя кончиками пальцев контуры мышц, от шеи и до ягодиц.

Почему я купила именно его? Почему не прошла мимо того грязного загона? Быть может, уже тогда я уловила драконью песнь? Черные чешуйки на его плечах прижались плотно к коже, а потом исчезли, словно бы их засосало в зыбучие пески или трясину.

Все правильно. Так жестоко прерванный оборот завершен. А потом, когда руны дозреют и напитаются силой, мой дракон снова взлетит.

Но к тому времени он уже будет не мой, а ничей. Совершенно свободный. Как и должно быть.

Я еще немного подправила лепестки рун, чуть потянула канал вдоль позвоночника, а потом уронила голову на руки, совершенно выбившись из сил. Мне снились зеленые красные горы и чистые водопады, и я летела над ними на черном драконе, воплощении всех стихий.

***

Геррах повернул голову и осторожно, чтобы не разбудить Амедею, спустился со стола. Присел на корточки, вглядываясь в ее тонкие черты с трепетом, которого раньше никогда не испытывал.

Длинные ресницы, изогнутые брови, светлая почти прозрачная кожа. На виске едва заметная голубая венка, над верхней губой ямочка. Он жадно впитывал нюансы ее внешности, подмечая самые мелкие детали.

Темные волосы распушились у висков, ногти на длинных пальцах обрезаны коротко – верно, мешают в работе.

Как вышло, что в грязном жарком городе, полном порочных страстей, вырос такой чистый и нежный цветок? Как так случилось, что ему, изломанному судьбой дракону, не ждущему для себя ничего хорошего, дико и невероятно повезло? Все равно что наткнуться на оазис в пустыне, найти бриллиант в вонючей грязи. Амедея походя вернула ему его самого, не требуя ничего взамен, и теперь он смотрел на нее как на дивное чудо и не мог наглядеться.

Геррах потянулся убрать прядь с ее лица и задержал руку, когда на запястье предательски блеснул рабский браслет. Амедея не позволяла прикасаться к себе, но сама его трогала. Чуткие прохладные пальцы, теплое дыхание на его коже… Она гладила его спину, рисовала диковинные узоры, прислушивалась к чему-то неведомому, звучащему в его теле, умея увидеть его так, как никто другой. Она чинила его, как сломанный артефакт, а заодно коснулась чего-то глубоко в его душе, и теперь там что-то расцветало, что-то красивое, светлое и хрупкое.

Он встал и бесшумно оделся. Амедея прерывисто вздохнула во сне, мягкие губы чуть-чуть приоткрылись. В комнате не было окон, но, сейчас, похоже, глубокая ночь. Геррах глянул на диван, подошел к девушке. Раз Амедея может касаться его, то если, допустим, слегка наклонить стул, и она соскользнет к нему в объятия…

Все получилось, и Амедея оказалась у него на руках, такая легкая, воздушная. Он донес бы ее до самых красных гор и не почувствовал тяжести ноши. Она доверчиво устроила голову на его груди, и сердце забилось сильно и гулко – как бы не разбудить ее грохотом. Геррах перенес девушку на диван, осторожно уложил, поправил под головой подушку. Амедея снова вздохнула и устроилась удобнее, подложив под щеку ладонь.

Геррах же вытянулся на полу, глядя в потолок, свет из-под которого стал мягче и розовее. В печке в углу потрескивало угасающее пламя, таинственно мерцали склянки на полках в шкафу.

«Ты все еще дракон» – так она сказала. Эш-хасса, купившая его на рынке, словно козу.

Он – дракон и скоро вновь расправит крылья. Но отчего-то ему казалось, что он уже парит в облаках.