Станислав Лем – свидетель катастрофы

Немаловажно, что в 1975 году внезапно перебрался в Израиль русский переводчик Лема – Рафаил Нудельман. Узнав об этом, Лем не мог сам не задуматься о таком варианте. Вот только когда он жаловался Щепаньскому на высокие налоги, тот десятый месяц сидел вообще без средств, так как ему запретили печататься. Разговоры о выезде в Израиль, конечно, были просто разговорами. Еврейского государства Лем не любил. Нудельману он писал, что в Израиле ему не нравится теократическая тенденция, чреватая нетолерантностью. Кроме того, Лем поддерживал право палестинцев на собственное государство[966]. Какой уж тут Израиль! В конце ноября 1976 года Лем сообщал «Трыбуне люду»: «Недавно родился проект телефильма на основе моего рассказа „Дознание“. Я видел сценарий, он очень хорош. Режиссером будет М. Пестрак. Следовательно, ближайшие месяцы будут наполнены работой, и не думаю, что успею ответить на кучу писем, громоздящихся на моем столе. Некоторые считают меня знатоком в области проблем будущего, футурологии, иногда даже магии. Отсюда все эти письма. Мне понадобилось бы целое бюро, чтобы на них ответить»[967]. Короче говоря, Израиль откладывался.

В начале сентября 1976 года вдруг напомнила о себе Урсула Ле Гуин. Она написала Лему письмо с извинениями за долгое молчание и заявила, что возмущена решением Американской ассоциации писателей-фантастов. В знак протеста она и Майкл Муркок сами вышли из организации. Лем ответил, что уже привык к плохому отношению к себе со стороны польских литераторов, так что поступок американских коллег его нисколько не задел. Заодно поведал, что «Выдавництво литерацке» тянет с изданием «Волшебника Земноморья» из-за личности переводчика (Бараньчака), подписавшего письмо против изменений в Конституции[968].

Тем временем оппозиционеры развернули бурную деятельность. Защитой прав рабочих они не ограничились, начав создавать сеть самиздата. В январе 1977 года появился первый номер неподцензурного литературного журнала Zapis («Запис»/«Черный список»), в издании которого приняли участие Анджеевский, Бараньчак, Ворошильский и Бурек (тот самый рецензент, что когда-то углядел в «Высоком Замке» неизжитый галицийский комплекс автора). Отвага диссидентов зашла так далеко, что Ворошильский, услыхав от министра культуры о нелегальности журнала, в ответ назвал нелегальной саму цензуру[969]. В конце того же года появился литературный ежеквартальник «Пульс», составивший конкуренцию «Запису». В подпольной общественно-политической печати соперничали «Глос», редактируемый Антонием Мацеревичем, и «Крытыка», которую выпускал Адам Михник – бывший секретарь Слонимского. Даже у самого Комитета защиты рабочих появился конкурент – образованное в марте 1977 года Движение в защиту прав человека и гражданина, вобравшее в себя деятелей националистического толка (в отличие от социал-демократического по преимуществу Комитета). Летом 1977 года студенты Люблинского католического университета, печатавшие «Запис», совместно с 28-летним сотрудником Института ядерных исследований Мирославом Хоецким, отвечавшим в Комитете защиты рабочих за информационные бюллетени, организовали первое подпольное издательство – NOWA, – которое начало публиковать книги, запрещенные цензурой.