Станислав Лем – свидетель катастрофы

В Австрии тоже происходили неприятные для писателя вещи: в июне 1986 года жители страны избрали президентом бывшего генсека ООН Курта Вальдхайма, у которого перед тем обнаружилось нацистское прошлое. Австрийцев это не смутило, а вот Израиль сразу после выборов отозвал посла из Австрии. В ноябре того же года добилась большого успеха на парламентских выборах ультраправая Австрийская партия свободы. Лем был вне себя. 27 июня 1986 года Щепаньский записал в дневнике: «Приехали Лемы. Сташек более тревожный, похудевший и полный презрения к положению в Австрии и ФРГ. Полагает „зеленых“ инкубатором нового фашизма»[1146]. «Зеленые» как инкубатор нового фашизма – это было продолжение той идеи, которая заставила Лема приравнять левых террористов к нацистам. Он, когда-то веривший в коммунизм, теперь испытывал аллергию к любой левой идее (кроме права на аборты и контрацепцию). Так, в октябре 1987 года Лем отказался выступать в Мюнхене с лекцией о будущем, когда узнал, что перед ним запланирована речь феминистки и одной из руководительниц партии «зеленых» Ютты Дитфурт, заявившей как-то в бундестаге, что теракты менее вредны для общества, чем действия правительства.

Летом 1986 года Лем написал еще несколько статей в парижскую «Культуру». Первый текст под названием «Урок катастрофы» вышел в июньском номере и был посвящен аварии на Чернобыльской АЭС, из которой писатель сделал вывод, что СССР, оказывается, не готов к атомной войне. Лем снова рассуждал о коммунистическом тоталитаризме, на этот раз сделав акцент на его мистической сути: этот строй, по его мнению, так заточен на строительство рая, что чувствует свою ответственность за природные и техногенные катастрофы и потому скрывает их. При этом, как писал Лем, тоталитаризм лишил своих граждан чувства ответственности, ибо отнял гражданскую инициативу, сам же не способен быстро реагировать на неожиданные беды – отсюда бардак при ликвидации последствий аварии. «Не для того, чтобы обругать советских граждан, а лишь ради того, чтобы показать то положение, в котором они живут, нужно сказать, что более шестидесяти лет Гулага, КГБ, чисток, убийств и прочей „идеологической работы“ довели коллективную ментальность этого общества до оскотинивания». Заодно Лем еще раз прошелся по европейским и американским пацифистам, не понимающим сути СССР, но теперь добавил к ним и противников мирного атома[1147]. В июльско-августовском номере Лем вновь разразился проклятиями по адресу европейцев и особенно немцев, теперь уже за их близорукий антиамериканизм. В своем запале писатель зашел так далеко, что объявил, будто немцы преследуют американцев, как когда-то евреев. Кроме того, Лем еще раз обрушился на Советский Союз в связи с чернобыльской катастрофой. «Пропагандистская машина Советов, которая куда больше геббельсовской, ведет себя типично при встрече с неприятной неожиданностью. Сначала замалчивает неприятность сколько можно, затем переворачивает ее с ног на голову, чтобы возложить вину на Запад, а в третьей фазе неприятность, вставленная в идеологическую раму и декорированная подвигами советских людей, переносится в музей революции в качестве памятника светлого будущего как триумфальный экспонат, посвященный идеальной системе и ее строителям <…> Марксизм – это раздутая до степени идеологии ненависть. Россия так и не простила Европе ее богатства и счастья <…> Огромное число идиотов в Европе и Америке надеялось, что Горбачев исправит советскую экономику. Бедные дурни, если ему это удастся, то за ваш счет и за счет вашей безопасности»[1148]. В ноябре Лем написал письмо Эве Липской, пройдясь уже по французским и американским властям: «<…> Идиот Миттеран по амнистии выпустил всех лидеров „Прямого действия“, которых посадили во Франции в 1980 году, и они теперь с приклеенными бакенбардами швыряют столько бомб, сколько хотят, и стреляют в разных VIP-ов, а другой старый дурень, Рейган, продавал оружие Хомейни; мир полон кретинов, держащих его судьбу в своих руках <…>»[1149].