Станислав Ростоцкий. Счастье – это когда тебя понимают

Глаза у всех врачей хорошие. Все довольны вчерашним исследованием. У всех появилась надежда. Самое смешное из сегодняшних происшествий – это то, что ко мне должны были прийти Тая, Стасик и Коля Денисенко. А в это время Марине[135] позвонил Невилл[136]. Представляю, как он с ней разговаривал. Вот умора. Тем не менее через некоторое время раздался звонок прямо в больницу. Откуда бы вы думали – из Австралии, и я поговорил с Невиллом. Конечно, он кричал, что ему приказал позвонить Фрезер. Это в ответ на мое письмо. Разговаривал со мной Антон[137]. Но вообще, конечно, полная фантасмагория. Чтобы из Австралии – и в эту больницу. И именно в день, когда все обо мне вспомнили.

Звонила Нина. Может быть, завтра приедет. Что я ей преподнесу?

Сегодня день визитов. Конечно, Марина и Карлсон[138]. Марина была уже с ордером. Потом приехал Слава[139], который ухитрился стамеской разрубить себе руку.

Потом приехали Тая и Стасик Петрунин. Так что я весь завизитился. А в общем, мысль-то только об одном, что захочет сделать Лопаткин, а его найти не могут.

У Ермаша сестра тоже разбилась насмерть. И все же вот интересно – никто из них даже не позвонил. И все же самое удивительное – это то, что все австралийцы сошлись в один день.

Позавчера была передаче о смехе. Ничего афоризмы. «Он так долго шел на поводу у других, что начал ржать». «До каких пор истина будет глаголить устами младенцев». «Если все выйдут в люди, то кто же будет человеком (или останется)». «Хорошо, что человек не имеет запасных частей, а то где бы мы их взяли?» «Бараны хорошо устроились, у них даже (не запомнил кто), отбившиеся от стада (?) ходят в каракуле!» «Ему показали кузькину мать. Вас же лучше сто раз услышать, чем других раз увидеть». «В этой столовой можно не только червячка заморить». «Монахиня несла свой крест с грехом пополам».

* * *

Это, наверное, уже 13-е.

Ну, вот и все. Пришли Владимир Владимирович и Т. И. Операция в пятницу в 9:30 утра. Очень обрадовали. Рака – злокачественной опухоли – нет.

А что есть?! А что есть – можно узнать, только подержав в руке почку. Может быть, папиллома, может, гематома, может, просто аномалия развития.

Состояние преглупейшее. Отказать не можешь, согласиться – тоже. Значит, надо подчиняться судьбе. Но ведь все же, когда я задыхался в тоннеле под водой в Крыму, я же поплыл вперед, а не сдался. А здесь это все равно что тебе говорят: вам предоставлен самый лучший сапожник, а вы говорите, что вам жмут его сапоги.

Наверное, для них все это не кажется столь опасным и столь неприятным.

Я пытаюсь объяснить, что меня не интересует, сколько я еще проживу, – меня интересует, как я проживу. Я меняю 1 год за 2, а то и за 3. Ведь не могу же я себе представить себя сидящим в колясочке под умилительными взглядами близких.

Да, это все расплата за слишком хорошую жизнь. Надо было мне уезжать на Камчатку, на Сахалин и не надо было думать об отдыхе. А теперь.

Ведь все время будешь об этом думать. И еще, конечно, хочется и в этом положении показать всем, что я чего-то стою. Ведь могут подумать, боюсь. Ничего я не боюсь, просто не болит ничего. Вот руки болят, но их не режут.

Ну что же спрашивать у Лопаткина? Что я выигрываю, что я проигрываю. И зачем все это. И потом качество будущей жизни?

А что вы проповедуете себе. Волновались, что не едет Нина. Она приехала поздно. Я понимаю, что она устала и, наверное, волнуется больше, чем я. И я честно хотел успокоить ее подробностями. А она вдруг мне, что «ты наслаждаешься всем этим». Если бы я не понимал, как ей трудно, то телефон полетел бы в небо. Потому что обидно и несправедливо.

Были Литвак и Яша. Зачем Литвак – не понял. У Ермаша погибла сестра жены. А потом пришли Стасик и Виктор. Виктор принес дивного коалу. Вот ведь самый простой парень, а сколько отзывчивости, памяти и чуткости. На таких все и держится.

* * *

6 сентября, суббота

Вот и прервался, как всегда, мой дневник. Правда, причины были уважительные. Ибо 14-го была подготовка и операция, а это не так все просто. А пишу я это все, уже сидя в комнате в санатории им. Герцена, куда вчера меня перевезли из больницы.

Что же было. Все равно все не опишешь. Знаю только, что если бы второй раз, то лучше застрелиться. Последнее, что помню перед операцией, – это как ищут вену на правой руке, как втыкают туда довольно толстые иглы. Делает это Вандин[140] друг, проф. Рощин – видный анестезиолог. Проснулся к вечеру с трудом. Уже без почки.

Ночью сквозь наркотические уколы и боль думалось невеселое. Вот и пришла старость и беспомощность.

Думалось обо всех грехах, за которые рано или поздно приходится отвечать.

Совершенно неожиданно в одиночестве и боли приходили слезы.