Ликвидируя Нина и отдавая приказы на уничтожение других политических противников, Орлов вряд ли испытывал муки совести. Выросший и воспитанный в системе, которая с пеленок вбивала в головы беспрекословную преданность только ему, «великому, непогрешимому товарищу Сталину», требовала от сотрудника органов госбезопасности беспрекословного выполнения приказа и девальвировала в его глазах ценность человеческой жизни.
После того как руками республиканской полиции и СИМ с политической арены была убрана ПОУМ, Швед основные усилия резидентуры сосредоточил на борьбе со шпионажем, организации диверсионно-повстанческой деятельности в тылу войск генерала Франко и вербовках перспективной агентуры. На первых порах им удалось добиться определенных успехов, но к концу 1937 года разведка и контрразведка фалангистов при прямой помощи многочисленных советников из спецслужб Германии и Италии, пользуясь разбродом и прямым предательством в рядах республиканцев, восстановила паритет. Теперь тайная война шла с переменным успехом.
Летом 1937 года диверсионной группе фалангистов удалось проникнуть в порт Картахены и подорвать линейный корабль республиканского флота «Хаиме 1». Еще более масштабная диверсия была проведена 10 января 1938 года на центральном артиллерийском складе, оборудованном в Мадридском метро. Чудовищный взрыв унес жизни 173 человек и полностью разрушил станцию.
К середине 1938 года несмотря на то, что положение на фронтах и в самой столице, где все более дерзко действовала «пятая колонна», продолжало ухудшаться, позиции самого Шведа казались непоколебимыми. Однако в его душе нарастала неясная тревога. В далекую Испанию просачивалась тревожная информация об исчезновении одного за другим резидентов, отозванных в Москву якобы для консультаций, назначения на новую должность или получения награды. Среди них оказались и те, с кем он не один год работал и дружил, а это был дурной знак. Еще один все более «тревожный звонок» прозвучал в конце 1937 года, когда коса репрессий задела и родственника Шведа В Киеве арестовали его зятя — А. Канцельсона, занимавшего далеко не последнюю должность в наркомате внутренних дел Украины.
Последний «тревожный звонок», как посчитал Швед прозвучал 9 июля 1938 года. В тот день на его личное имя из Центра поступила шифрованная телеграмма № 1743. Она предписывала ему незамедлительно выехать в Париж, там встретиться с советским генконсулом Бинюковым, а затем вместе с ним 14 июля прибыть в порт Антверпен и найти пароход «Свирь». Следуя распоряжению, содержащемуся в телеграмме, Швед должен был подняться на борт судна и принять участие в совещании «с одним неназванным человеком, которого вы знаете». Этим человеком был не кто иной, как С. Шпигельглаз, известный «охотник на предателей».
Все вместе взятое возбудило в Шведе с еще большей силой прежние страхи о готовящейся его ликвидации.
Память услужливо подсказывала ему и другие настораживающие факты, которые складывались в пугающую цепочку. Ранее, в августе 1937 года, Центр неожиданно проявил трогательную заботу о его безопасности. В очередной шифровке начальник ИНО А. Слуцкий известил о выделении ему охраны из двенадцати человек. В связи с чем, как позже писал в своей книге Швед-Орлов, «мне сразу же подумалось, что эти телохранители, возможно, получили приказ ликвидировать меня».
Но, пожалуй, больше всего его насторожил неожиданный приезд в Мадрид в октябре 1937 года самого Шпигельглаза. Свое появление тот объяснил необходимостью подготовки условий для вывода агента Фермера (Скоблина) из Франции после завершения операции, связанной с похищением генерала Миллера. Возможно, Швед и не придал бы этому большого значения, если бы не одно обстоятельство. По своим каналам ему стало известно о конспиративной встрече Шпигельглаза с агентом НКВД Болодиным, руководившим «летучей группой ликвидаторов». Тот, как то положено, не доложил своему начальнику-резиденту, о чем с ним говорил Шпигельглаз. Швед расценил это как непосредственную угрозу для себя и решил действовать на опережение. Первым делом, чтобы обезопасить жену и дочь от ликвидаторов, он тайно вывез их во Францию и поселил на известной только ему вилле.
Шифрованная телеграмма № 1743 Центра стала для Шведа тем самым последним сигналом к совершению решительного шага — спасению собственной жизни. Позже в своих воспоминаниях, а также в показаниях ФБР и на слушаниях в сенатской комиссии США он мотивировал свои последующие действия тем, что подозревал:
«…