— Помнится мне, был разговор про какую-то станцию?..
Никто не ответил.
Богиня задумчиво почесала нос.
— Твое имущество? — спросила она Надежду, не поворачивая головы.
Девушка отрицательно покачала головой.
— Ладно, вот мы и поглядим, — сказала Богиня и втащила ящик на стол.
— Э-э-э… я бы не рисковал, — сказал он, словно между прочим. — Вдруг там какая-нибудь зараза…
Но Богиня уже разрывала хлипкую веревку, обвязывающую коробку крест-накрест.
Послышался треск отрываемого картона. Сладкий ванильный запах распространился по комнате, отчего у Антона в желудке заскребло когтями, словно там вдруг проснулся раздраженный зверек вроде небольшого барсука.
Иностранец озабоченно потянул воздух носом.
— Чем это пахнет?
Глаза всех обратились к открытой коробке.
Ящик был наполовину заполнен мясистыми листьями с фиолетовыми прожилками. Между листьями были устроены гнезда, в которых покоились четыре цилиндрических стеклянных контейнера со сферическими крышками. Дно каждого контейнера было устлано листьями, и в каждом контейнере лежало по обрубку человеческого пальца, рассеченного посредине средней фаланги. Четыре контейнера — четыре пальца.
В первую секунду Антону показалось, что эти обрубки представляют собой превосходно выполненные муляжи для каких-то учебно-медицинских целей. Уж слишком идеальными они показались ему в желтом свете свисающей над столом старинной лампы. Еще некоторое время потребовалось ему, чтобы разглядеть все мельчайшие детали и с ужасом осознать, что таких муляжей просто не может существовать.
Самое пугающее было в том, что пальцы выглядели так естественно, словно в их сосудах до сих пор циркулировала кровь и обрубки до сих принадлежали руке, а вовсе не были отрезаны и навсегда отделены от человеческого тела. Характер разрезов не оставлял сомнений, что пальцы кромсали криво и наспех. Это не напоминало плановую медицинскую операцию. Тем не менее, отрезанные места были залиты чем-то, напоминающим прозрачную смолу и выглядели свежими, будто этот несчастный случай с пальцами произошел буквально только что.
Подавив брезгливость, Антон взял в руку один из контейнеров и заметил, что палец облеплен черными движущимися точками. Крошечные насекомые деловито сновали по розоватой коже, обгоняя друг дружку, как муравьи по древесной коре, а некоторые перелетали с места на место. Это было странно и непонятно.
Несколько секунд потребовалось ему, чтобы прийти в себя и осознать главное. Он уже понял, кому принадлежат эти обрубки.
— Что это за гадость? — с отвращением спросил иностранец.
— Это пальцы Феликса, — машинально сказал он и тут же пожалел о сказанном.
Надежда растерянно спросила:
— Не понимаю… Что значит… пальцы? А где же он сам?
Богиня сумрачно посмотрела на на контейнеры, почесала нос, что-то неразборчиво пробормотала и сплюнула.
— Нет, вы объясните, — чуть не плача, потребовала Надежда. — Пожалуйста, я должна знать, — она жалобно посмотрела на Антона.
Он неловко пожал плечами. Скрывать то, что произошло, уже не имело смысла.
— Они допрашивали его, чтобы узнать тайну. И вот…
Надежда побледнела, и взгляд ее медленно переместился на Богиню.
— Кто это сделал? — тихо спросила она. — Кто его… допрашивал?
Богиня нахмурилась.
— Я тут ни при чем. И нечего на меня пялиться… Это моей матери работа, — вырвалось из нее с неожиданной злобой. — Ух, и гнида же… Ее сейчас с фонарями ищут, хоть бы поймали и посадили. Так небось прячется сейчас, забилась в какую-то щель… Но это и к лучшему.
Тут ее прорвало.
— Думаете, почему я хочу сама в этом деле разобраться? Как только эта гадина сюда заявится, то никто из вас живым не уйдет. Лишние свидетели ей не нужны. Она всех вас на салат порежет, как огурцы, и еще по банкам разложит. А я по справедливости хочу, по-хорошему. Со мной вам бояться нечего, — примирительным тоном заключила она. — Все с наваром будем, понятно? Главное, что Феликс ваш след нам оставил… Я так думаю, что с головой у него непорядок. Хотел пальцы схоронить, а в них жучки завелись. Но ясно теперь, где он прячется. На станции, вот. А где у нас тут станция?..
Тут Антона по-настоящему проняло. А ведь прав был Решкин, совершенно прав. Графиню могла застрелить ее собственная дочь. И очень даже запросто. И возможность у нее имелась, и мотив, и оружие, все по учебнику криминалистики. Тут его из жара бросило в холод. Если он прав, то Богиня вполне могла застрелить его вместе с матерью, за компанию, как лишнего свидетеля. Но почему она этого не сделала? А очень просто. Раз Антон до сих пор жив, то у девчонки есть на него планы. Но как только нужда в нем исчезнет, она пристрелит его при первой же возможности.