Станция невозврата

— Теперь Арам, очень важный вопрос, — задавать этот вопрос Богданов опасался, но другого выхода не было. — Ты знаешь, кто отдал приказ произвести взрыв в московском метро восьмого января тысяча девятьсот семьдесят седьмого года?

— Нет, этого я не знаю. — Арам не отводил взгляда от лица Богданова, всеми силами стремясь к тому, чтобы он ему поверил. — Знаю только, что план разработали в штаб-квартире «Дашнакцутюн» в Турции.

— Там, откуда привозит приказы Уильямс?

— Да, там.

— Ты знаешь, в каком городе находится штаб-квартира Ереванского филиала? Откуда именно приезжает Уильямс?

— Нет, названия города я не знаю. Грайр рассказывал, что тренировочный лагерь для молодых армян из Еревана находится в нескольких километрах от штаб-квартиры. Говорил, что это удобно: он может приехать с проверкой в лагерь и заодно провести переговоры с главами Ереванского отделения «Дашнакцутюн».

— Где находится этот лагерь? — задал очередной вопрос Богданов.

— Я там ни разу не был, но, кажется, где-то возле… возле…

— Возле чего, Арам? Скажи, это очень важно. — Богданов всем телом подался вперед и тут заметил взгляд Арама. Он проходил словно сквозь полковника, не фокусируясь на предметах. «Что-то не так, — подумал Богданов. — С ним что-то не так». Он поднялся и подошел к Араму.

— Тебе нехорошо?

— Я в порядке. — Гримаса боли исказила лицо Арама. — Я говорил о лагере. Не могу вспомнить название города. Там старая крепость и река. О господи, как больно!

Арам схватился за голову, Богданов осторожно тронул его за локоть.

— Арам, тебе нужно прилечь. Продолжим позже.

— Нет, нет, позже уже не получится, — превозмогая боль, проговорил Арам. — Я должен все рассказать. Главный сидит в лагере… знаю… надо только… Ахурян… найти…

Арам замолчал на полуслове, голова его запрокинулась, тело начали бить конвульсии.

— Коля, держи его, опускай на пол. — Богданов обеими руками обхватил торс Арама, прижав его руки к бокам. — Его нужно положить.

— Я здесь, командир. — Дорохин схватил Арама за ноги, стараясь не дать ему биться о подлокотники. — Опускаем?

— Давай.

Вдвоем они уложили тело Арама на пол. Дорохин навалился всем телом на ноги, Богданов придерживал голову, одновременно перенося свой вес на его грудь.

— Саша, беги к телефону, вызывай Яковлева, — распорядился Богданов. — Пусть снова присылает врача.

— Думаешь, он успеет? Скорее всего, это мозговое кровотечение, череп проломлен довольно глубоко. — Дубко с сомнением смотрел на бьющегося в судорогах Арама.

— Не рассуждай, Дубко, делай, что велено, — прикрикнул Богданов. — Он нужен мне живым!

Дубко вышел из комнаты, Богданов и Дорохин продолжали удерживать раненого, чтобы он в конвульсиях не поранил себя еще сильнее. Судороги продолжались еще пару минут, затем Арам затих. Богданов отпустил голову, приоткрыл веко, послушал дыхание. Зрачки не реагировали, но дыхание сохранялось, на сонной артерии прощупывался слабый пульс.

— Он без сознания? — спросил Дорохин.

— Возможно, он уже не с нами. Дубко прав, врач вряд ли поможет нам его оживить. Черт! Почему именно сейчас? Почему не часом позже? Мы должны были узнать, где именно находится штаб-квартира, из которой пришел приказ уничтожить наших соотечественников! Мы были так близки к истине, но она снова ускользнула из наших рук! Проклятье, Арам, ну почему ты не мог прожить хотя бы на час дольше!

Доктор приехал через час. К тому времени Арам перестал дышать, у него произошел повторный приступ, после чего остановилось сердце. Богданов сидел на полу возле тела Арама и размышлял над тем, как несправедлива жизнь. Он пытался найти выход из создавшейся ситуации, отыскать путь, пойдя по которому его группа найдет штаб-квартиру в Турции и арестует членов объединенной организации, принявших решение взорвать бомбы в московском метро, в продуктовом магазине и на улице 25-го Октября, и что в итоге получил? Два трупа и двух пленников, толку от которых нет, но решать их судьбу все равно придется. «Черт бы все побрал, — мысленно чертыхался он. — Черт бы все побрал».

— Что дальше, командир? — В комнату к Богданову вошел Дубко.

— Я думаю, Саша, я думаю.

— У нас на руках два трупа и двое задержанных, с которыми нужно что-то делать. Нужно что-то решать и как можно быстрее.

— Я знаю! Думаешь, без твоей подсказки я до этого не додумаюсь? — разозлился Богданов.

— Просто ты уже три часа здесь сидишь. — Дубко встал напротив друга. — Три часа бездействия — это много. Соберись, Слава, свяжись с Управлением, доложи о произошедшем генерал-майору Старцеву, и вместе вы решите, что делать дальше.

— О чем докладывать? О том, что у меня на руках было пятнадцать членов трех организаций, от которых я мог получить любую информацию в любых количествах и любой степени важности, но я уничтожил эту возможность, потому что уничтожил девяносто процентов из возможных свидетелей? Об этом мне доложить?

— Слава, не утрируй. — Дубко попытался остановить друга.

— Не утрируй? Ты просишь меня не утрировать? Да я преуменьшаю! Послушай сам, как это звучит, и поймешь, что я прав. Мне не о чем докладывать, понимаешь?