Конечно, все эти работы стоят огромных денег, даже страшно предположить, в какую сумму ему может обойтись все это. Но если у человека есть деньги, причем большие деньги, так почему бы не пустить их на такое благородное дело? Да если бы сам Василий выиграл миллионы, он буквально все, до копеечки, потратил бы на усадьбу! И это при том, что он не потомок Прозоровых, а просто скромный музейный работник.
Василий так увлекся съемкой, что добрался до самых дальних уголков усадьбы, попал в какие-то явно хозяйственного толка помещения, возможно, кухню, потому что в самом углу стояла разрушенная огромная печь с дымоходом. Здесь запекали поросят и жарили рябчиков, готовили кулебяки и квасили капусту с брусникой, пекли блины и заваривали чай. Конечно, ничего не осталось от старинной утвари, ни одной кастрюли или котелка, ни одного половника. Но все равно здесь сохранялся какой-то дух старины, сытой и богатой жизни.
Забрался он и в кладовку, представляя себе, что на этих тогда еще крепких деревянных полках (а сейчас сгнивших и опасных) стояли банки с соленьями и вареньем. Нашел он и погреб, который мог быть и ледником, где хранилось масло и сметана, туши животных и птица.
Василий так расчувствовался, что у него даже закружилась голова. Он стал задыхаться, хотел выйти уже из этого погреба, но силы оставили его, и он, не выдержав перевозбуждения, на время словно выпал из реальности. Потерял сознание.
Тамаре вскоре наскучило сидеть на крыльце, и она встала, чтобы размяться. Даже сделала несколько наклонов и приседаний. Усмехнулась, представив себе, что сказали бы ее коллеги и подружки, если бы увидели ее здесь скучающей в этом мертвом и таком неприятном месте. И вряд ли она смогла бы им объяснить, как могла повестись на эту странную идею, которую Карташов назвал красивым и солнечным словом «пикник». Где пикник, какой пикник? Вранье все это. Только идиоты устраивают пикник в таких богом забытых местах. Вот ведь увлекся этой дурацкой усадьбой! И ведь искренне человек верит в то, что этот богатенький Гринберг купится на его увещевания по поводу благородности проекта. Да плевать он хотел на дом своего предка. Подумаешь, из графьев вышел. У них там, в Европе, свой взгляд на деньги и на то, как лучше их потратить. Да они и не тратят, а вкладывают. А что может принести ему, Гринбергу, это вложение? Ну абсолютно же ничего! Даже душе не станет весело от того, что он реанимировал эти фамильные развалины. Ладно бы эта усадьба хоть каким-то боком приносила доход. Даже если забубенить здесь роскошную гостиницу и оснастить ее всем необходимым и современным, ну просто гостиница-музей. И что? Кто будет здесь жить? Если бы Волга была рядом, для рыбалки, к примеру, а она вон где: несколько километров до берега. Нет, можно, конечно, доехать до Волги на машине, чтобы закинуть удочку. Но ведь проще снять номер в какой-нибудь дешевой гостинице или просто взять комнату у какой-нибудь бабульки, что живет в частном доме неподалеку от реки. То есть гостиницу строить тут — дело неблагодарное и неприбыльное.
Что еще можно сделать? Музыкальный салон? Театр? Нет, ничего, кроме музея не получится. А Василий хочет уговорить Гринберга еще и парк разбить! Розы посадить! Вообще у Васи крыша поехала… Это сколько же денег надо, чтобы лес вырубить. И как жаль, что сам Василий не понимает, что все его фантазии — просто утопия, полный бред! Эх, фантазер!
Она не понимала одного — откуда в ней эти теплые чувства к нему? Причем с каждым днем он, как человек, нравился ей все больше и больше. В последнее время она и как мужчину его стала воспринимать иначе, больше не представляла вместо него в постели каких-то киношных красавцев. Конечно, он был надежен, чего нельзя было сказать о других мужчинах, которых она знала. Обходителен, заботлив. И, размышляя о своих чувствах к нему, она приходила к выводу, что, несмотря на всю бредовость его увлечения, она начала вдруг уважать его именно за его настойчивость и упертость, вот за эту самую усадьбу! Ведь не корысти ради он все это делал! Ему важно восстановить красоту!
Вот так, подогревая свое чувство к нему подобными мыслями, она вдруг поняла, что успела даже за то время, что не видит его, соскучиться по нему.
— Ау, Василий! — сложив ладони рупором, позвала она, обращаясь куда-то внутрь тихой и мертвой усадьбы. — Ау!
Но ей никто не ответил. Она улыбнулась. Надо же, как увлекся, даже не слышит ее.
Она достала телефон, чтобы посмотреть, который час, и с удивлением обнаружила, что Василий скрылся в развалинах почти час назад!
Что он может там так долго делать?