— Я думала, что у меня получится, но нет… Ничего не получается. Сначала хотела подружиться с вами с помощью ваших акварелей, подумала, что это будет верный ход. Но потом, когда купила ваши работы и разглядела их, то поняла, что они на самом деле хороши, и что вы человек талантливый, и будет просто гнусно, когда все закончится и вы поймете, что я вас просто использовала.
Он вдруг взял мои руки в свои. Свет фонарика отражался в его блестящих глазах. Он был похож на человека, готового принять самую ужасную новость, вплоть до признания в совершенном преступлении, и сразу же простить человека, который этим поделился. Только взамен на что?
— А вы используйте меня, используйте… — он сильно волновался, по вискам его заструился пот. — Лина…
Вот они, инстинкты. Это не у меня, а у него, у Левы, начали просыпаться эти самые инстинкты, вернее, один и самый, пожалуй, мощный, древний инстинкт. Еще несколько минут, и он уже не сможет совладать со своими желаниями и повалит меня на кровать. И случится повторение старого, как мир, сценария. Как с Дождевым. Неужели
Я спросила себя, смогу ли я это не пропускать через себя, а просто сразу забыть, чтобы никогда и не вспоминать об этом? Чтобы не саднило, не кровоточило, не упрекало? У меня было мало мужчин, и всех их я, воспитанная на семейных традициях, всегда, с первого дня, воспринимала как потенциальных мужей. Жалко, что не получилось с замужеством, что все мои кандидаты оказались несерьезными, предателями, мошенниками и так далее. И мне бы уже научиться видеть в каждом мужчине источник зла, но, видимо, не такими уж и глубокими оказались сердечные раны, раз я снова вернулась к своим фантазиям и надеждам.
И вдруг меня снова накрыла черная душная туча, предвестница обморока. Я закрыла глаза и увидела залитую солнцем земляничную поляну и Лину, которая, щурясь от золотого сияния, собирает губами красные сладкие ягодки и улыбается… Лина, моя Лина, лежит в земле, и это просто чудовищно! Я должна, должна найти этого Рокота и разорвать его!
Я поймала момент, когда мозг Левы отключился, уступив место какой-то просто ураганной страсти, желанию, и, откинувшись на спинку дивана, закрыла глаза, давая ему понять, что все можно…
Все случилось так сумбурно, как-то нелепо, быстро, стыдно, что спустя время, когда я снова сидела на прежнем месте с фужером в руке, а Лева, устроившись на ковре у моих ног, целовал мои колени под шуршащей мятой юбкой, мы оба почувствовали себя преступниками. Я — потому что соблазнила его, он — потому что набросился на незнакомую девушку и взял ее, как животное.
— Скажи… Ты теперь напишешь заявление в полицию, да? — спросил он убитым голосом, и я не обиделась, нет. В последнее время происходило так много подобных случаев, когда девушки провоцировали парней, чтобы потом, выставив себя на весь свет изнасилованными, прославиться на каком-нибудь шоу или просто заработать деньги. У Левы была причина подозревать меня. Он понял уже, что я пришла к нему не просто так, что мне от него что-то нужно. Теперь же, удовлетворив свое желание, он посчитал, что заслужил наказание, казнь.
— Нет, никогда. Даже не думай об этом. Хочешь, мы вместе пойдем в душ, и ты убедишься, что я смою все следы.
— Да, хочу… — произнес он неуверенно. Он был похож на мальчика, который украл у друга велосипед, разбил его и теперь не знал, как ему поступить, чтобы заслужить прощение.
В душ я пошла одна, Лева, явно не привыкший к подобным совместным купаниям, скорее всего, стеснявшийся своей наготы (хотя был прекрасно сложен!), дожидался меня в комнате. Я вышла к нему закутанная в длинный мужской махровый халат.
— Теперь твоя очередь, — сказала я. — Иди, не бойся. Когда ты вернешься, я буду здесь. Обещаю тебе.
Я прочла его страхи — он вернулся очень быстро. Увидев меня на диване, не мог скрыть своей радости — я не ушла! Я ему не приснилась! Я не ночной кошмар, который упрячет его за решетку.
Если бы не дело, которое привело меня к Леве, то остаток вечера и ночь могли хотя бы на время сделать меня счастливой. Уж не знаю почему, но рядом с Левой я почувствовала себя в безопасности. Я, все последние дни находившаяся в нервной лихорадке, смогла расслабиться.
Лева, все еще продолжая смущаться, предложил нам перейти в спальню, где мы расположились на широкой кровати. Лампу не зажигали, свет с улицы делал комнату светлой, голубой, с движущимися по стенам тенями. Я лежала на его плече и думала о том, что мужчина все-таки просто создан для того, чтобы успокаивать женщину вот так, держа ее в объятьях. Что никакие слова не способны согреть по-настоящему, успокоить. Только губы к губам, руки к рукам, прикосновение к коже, одно дыхание на двоих…