Стану рыжей и мертвой, как ты

Страх ледяной змеей прополз по ее затылку, заставив волосы пошевелиться… А что, если он ее здесь бросил? Что, если каким-то невероятным образом узнал (или ему кто сказал) о том, как они со Станкевичем, главным хирургом, как-то целовались на корпоративе? Оба были пьяные, веселые. Но она была уверена, что их никто не видел. К тому же это было сто лет назад. Да и что особенного в поцелуях? Так, развлеклись, расслабились. На следующий день оба не могли смотреть в глаза друг другу. Ладно бы там чем-то другим занимались и их застукали. Ничего подобного не было, да и не могло быть.

И Тамара медленно двинулась в глубь усадьбы. Странно, но неприятный запах сырости и плесени улетучился. Словно Василий своим присутствием разогнал всю горькую вонь, или же солнце немного прогрело стены, подсушило.

— Вася-а-а-а!

Тамара теперь уже заволновалась по-настоящему и, забыв о своих страхах и какой-то неприязни к этому месту, бросилась искать Василия. Если поначалу она ходила медленно, стараясь не запачкать свои новые белые балетки с шелковым бантом и не споткнуться о камни и кирпичи, то потом уже просто носилась по комнатам, каким-то кладовкам и даже поднималась по шатким и таким ненадежным лестницам, желая только одного — найти Василия.

Нет, он не мог бросить ее, это невозможно. С ним что-то случилось! Может, инфаркт? Он уже не так молод. Да и что она вообще знает о нем? О его болячках? Да ничего!

— Вася, Васенька, ну где же ты?! Вася-а-а-а!

Ее крик перешел в хрип, но она все равно продолжала звать его.

Она забралась на второй этаж, рискуя проломить хрупкую лестницу и вообще погибнуть!

Снова вернулась к парадному крыльцу в надежде, что Василий уже вышел и теперь ищет ее. Но нет, его нигде не было. И тогда она побежала в другую сторону, влево, где проход к комнатам был завален кусками обрушившейся стены. Она не помнила, как карабкалась по ним, царапая ноги и больно ударяясь коленями и локтями об острые обломки кирпичных развалин. Наконец, преодолев это препятствие, она нырнула под арку в какую-то большую и светлую от высоких и узких окон комнату, которая вполне могла служить спальней, увидела в самом углу ее сооружение из прогнивших балок, поднырнула под них, надеясь, что там будет дверь в другую комнату, и тут же потеряла твердость под ногами и сорвалась куда-то вниз…

17. Лина Круль

Когда человек не знает, как ему поступить, то чаще всего он полагается на свою интуицию или даже на инстинкт самосохранения. Я же, стоя под дверью Льва Гурвича, в облаке из шифона и духов, с ярко накрашенными губами и полными растерянности и ужаса глазами, совершенно не была готова к встрече.

Просидев неопределенное время в кафе напротив его дома и дожидаясь его, я продумывала разные варианты нашего знакомства, нашей первой встречи. Но ни один вариант не был приемлем. Изображать из себя восторженную дурочку, помешавшуюся на его акварелях, у меня просто не хватит сил. Признаться ему в любви, как к мужчине, тоже. Оставалось только сделать вид, что я перепутала адрес и что записку оставила совершенно другому человеку. Конечно, если он умный и опытный в общении с девушками, то быстро меня раскусит и первым делом потащит в постель. Если болезненно скромный и нерешительный молодой человек, то после нескольких ободряющих фраз пригласит к себе — успокоить, напоить и накормить. Третий тип молодого человека (никакой, обыкновенный, предсказуемый, «мышь-моль-серость») был уж точно не применим к Льву Гурвичу хотя бы потому, что он был талантливым художником, к тому же в его жилах текла кровь его знаменитого отца. Однако будь он все же копией своего отца, человека, ставящего себя на несколько голов выше других, яркого, харизматичного и влиятельного, то вряд ли он послушался бы своей матери и уже подростком начал бы наводить мосты к своему папашке, предал бы мать и поднырнул под его теплое и жирное крыло — переехал бы к нему, стал бы частью его жизни. Но он родился другим, материнские гены перевесили.

Словом, внутреннее чувство подсказывало мне, что Лев Гурвич — человек мягкий, уступчивый и что с ним можно будет договориться.

Я позвонила. Дверь открыли почти сразу, словно меня ждали. Да и как не ждать девушку после такой записки. Хотя, конечно, он мог бы ждать и кого-то другого.

Передо мной стоял высокий светловолосый молодой мужчина с румянцем во всю щеку. Он улыбался, но улыбка была словно приклеена к печальному лицу. Ну конечно, с чего бы ему радоваться, когда такая прелестная девушка явно ошиблась адресом и вырядилась уж точно не для него.

Я стояла и смотрела на него, делая вид, что никак не пойму, что происходит и кого я вижу перед собой. Я и брови хмурила, и лоб морщила, и губу прикусывала.

— Я здесь записку оставила? Или?..

— Здесь. Вот она, — и он извлек из кармана джинсов мою записку.

Я зачем-то развернула ее и прочла, решив для себя немного потянуть время и дождаться момента, когда Гурвич сам предпримет первый шаг и что-то скажет. Возможно, даст и определение случившемуся: обыкновенное недоразумение!