Первым присядет на мою кровать и возьмет меня за руку Дождев. Он улыбнется и скажет мне, что сильно соскучился, что хочет меня увидеть, чтобы задать мне кучу вопросов, одним из которых будет: кто ты? Лина или Таня? Затем ляжет рядом и спросит, сладкой ли была та земляника, ради которой мы и остановились рядом с этим роковым лесом. Может, поинтересуется, берегла ли я грибницу или вытаскивала грибы руками, безжалостно вырывая их из земли. Пока мы с ним будем разговаривать, с другой стороны кровати появится призрак Левы. Он тоже возьмет меня за руку и скажет, что влюбился в меня с первого взгляда. Что он так счастлив, что я обратилась именно к нему, и что готов прощать мне все, даже предательство и подлость. И что готов ради меня сам стать охотником и разыскать Рокота, чтобы расправиться с ним.
В ногах расположится наша чудесная Любовь Николаевна, она поставит мне в ноги большую сумку и скажет, что у них все в порядке, что она купила продукты и все необходимое, так что мне теперь не о чем волноваться. И что она готова ждать столько, сколько нужно. Где-то за фигурой Дождева замаячит тень его друга-эксперта, который молча будет крутить пальцем у виска и тихо обзываться на всех вокруг: дураки, идиоты, кретины и вообще циничные люди. Прямо над моей головой возникнет призрак моей Лины. Ее лицо будет освещать тихая загадочная улыбка. И я помашу ей рукой… И рефреном среди всего этого хаоса будет временами звучать заливистый тоненький детский смех — так смеется Ульрика.
И куда мне спрятаться от них? Как заглушить в себе эти голоса и разогнать призраков?
Признаться, что план был плох с самого начала, что он попахивает безумием — почему бы и нет? Отказаться от него? Но тогда все рухнет в одночасье. И все мои страдания окажутся напрасными и будут в конечном итоге запечатаны в тюремной камере, а на моем лбу появится клеймо убийцы. И кто от этого выиграет?
Если же я доведу эту сложную игру до самого конца, то все будут щедро вознаграждены. Хотя что проку будет от моей благодарности, если они отвернутся от меня. И я увижу лишь их удаляющиеся спины. Найду ли я в себе силы жить дальше? Смогу ли сохранить уважение к самой себе? Или же мое сердце, которое уже сейчас почти окаменело, превратится в булыжник?
Мне было очень страшно.
— Привет, Мариночка, как вы?
Я вошла в квартиру, зная, что Марина уже не спит. Она всегда вставала рано, а сейчас, после всего, что ей пришлось узнать и пережить, она и вовсе лишилась сна. Я еще с улицы заметила, что в кухонном окне горит свет. Весь дом спит, а Марина наверняка пьет кофе.
Я вошла, мы обнялись. Лицо Марины опухло, веки от слез набрякли.
— У нас все хорошо, а у тебя? Ты нашла того, кого хотела найти?
В ту ночь, когда Марина поддержала меня, когда дала мне понять, что я могу на нее положиться, я сказала ей, что собираюсь найти человека, который помог бы мне отыскать Рокотова. Кроме того, я сказала, что намерена продать дом Лины, чтобы у нас были деньги — и на поиски Рокотова, и на содержание Ули, и на памятник Лине. И попросила ее не задавать лишних вопросов, потому что мне и без того трудно. И предупредила, что я не могу ей рассказать все, о чем я просто вынуждена умолчать, поскольку это касается других людей.
Вот поэтому, отвечая на ее вопрос, нашла ли я того, кого хотела, я ограничилась одним словом: да.
Стиснув зубы, я обняла Марину, уверила ее, что все в порядке и что все вопросы, которые я перед собой поставила, хоть и не так быстро, но решаются. Хотя на самом деле все неслось вперед с ураганной скоростью! Кто бы мог предположить, что моя молодость и смазливая внешность так помогут мне и сыграют не последнюю роль в моем дичайшем и дерзком плане?! Думаю, мне просто повезло, что на моем пути попались одинокие и жаждущие женской ласки мужчины. Получается, что молодость и относительная красота — тоже драгоценность, настоящий капитал! Ну и еще характер, который формировался в трудных условиях выживания в столице. Получается, что я все делала правильно. Вернее, мы с Линой делали правильно. А ведь как много сомнений и страхов нас подстерегало на каждом шагу. Это ее решение оставить ребенка, когда ну просто все было против нас, безработных, бедных, без чьей-либо поддержки… Москва, встретив нас прохладно, постепенно распахнула нам свои объятья.
Я выпила чаю и отправилась спать. И удивительное дело, я уснула, причем довольно крепко. И засыпая, думала почему-то не о Дождеве, которым восхищалась и которому была благодарна за все, что он для меня делал, но которого я все-таки боялась, а о милом и добродушном, пусть и наивном, с нежными руками Леве Гурвиче.
— Танечка, ты очень плохо выглядишь, — сказала мне Марина, когда я, проспав пару часов, выползла из спальни и пришла на кухню, чтобы выпить кофе. Аппетита не было совсем, хотя я понимала, что надо было как-то восстанавливать силы. — Поешь щей, хватит глушить один только кофе!