Это значит что же? Почем у нас мандарины? Во мне просыпается рыночный человек, то есть человек, посещающий рынок по мере семейной надобности, — за картошкой, морковкой, соленой капустой, за петрушкой, укропом, за яблоками, грушами или за дыней-колхозницей. И в моем сознании возникает запечатленный образ грузина-торговца: в плоской, округлой, как лепешка-лаваш, кепке, с букетом тюльпанов, мимозы, гвоздик, хризантем, или с гранатом, хурмой, или с дикорастущей мочалкой. Мимоза кусается. Но ведь и морковка у бабки из Парголова тоже не без зубов. Клюква нынче зубастее винограда. О бруснике лучше не говорить...
— Абдул, поехали искупаемся.
— Холодно, — сказал Абдул. — Купаться чадо в сентябре приезжать. На будущий год приезжай.
Жарко ли, холодно ли, но мы сели в «Жигули» двоюродного брата Абдула и под громкий рев Руслана, которому тоже хотелось на море, выехали за ворота, скатились к морю — не к самому морю, а на главную улицу Кобулети — долго-долго ехали вдоль рядов эвкалиптов и кипарисов, мимо двухэтажных особняков за железными оградами, в окружении мандариновых садов и кустов цветущей мушмулы. На выезде из Кобулети дорогу нам преградил шлагбаум. Инспектор ГАИ с помощниками в штатском — представителями общественности — осмотрели багажник машины. Как я узнал от Абдула, это был мандариновый кордон. На самостийный вывоз мандаринов из кавказских субтропиков наложен запрет.
На главной улице Кобулети, на шоссе, по которому можно доехать до турецкой границы или, напротив, до Москвы, было пусто: миновала не только чайная страда, но и курортный сезон миновал. Пустовали пляжи. Мы высунулись к морю в таком местечке, где прямо у края прибоя стоял казенный каменный дом. Вывески по-грузински и по-русски говорили о том, что здесь находятся кобулетская милиция и родственные ей учреждения. Едва мы остановились против милиции, как из подъезда вышли разные лица, видимо не очень занятые после курортной страды, так же как и чаеводы окрестных сел — после чайной. Двое сели к нам в машину и после короткого — форте-фортиссимо, на грузинский манер, — разговора мы поехали в гору, в село Бобоквати, на усадьбу к Абдулу Болквадзе.
Я не стал о чем-либо спрашивать, сюжет теперь развивался помимо моей воли, оставалось положиться на волю кобулетской милиции.
Покуда Венера накрывала на стол, кобулетские люди поиграли в нарды. Вскоре затем началась пирушка, и она тоже была отчасти игрой. Правила этой игры я немножко усвоил по дороге от Тбилиси до Бобоквати. Грузинское гостеприимство, эти скатерти-самобранки, этот рог изобилия — не только подарок гостю, но еще и экзамен: что ты за птица, чего ты стоишь, гостюшко дорогой? На пирушке тосты — это, как говорят социальные психологи, — тесты. И если уж ты попал на грузинскую пирушку, избави бог тебя перебрать, передернуть, брякнуть лишнее, уклониться от тоста или ослушаться тамаду. О, я не завидую бедному гостю, если он провалится на экзамене за столом!
Тамада поднял бокал, он говорит слова в мою честь, хотя и знать не знает меня, в первый раз видит. Нужно набрать в рот воды (отнюдь не вина и не чачи), выслушать речь до конца, склонить голову с благодарностью, выпить — но с полным знанием меры. И ждать... Напрягать слабеющие (все-таки пир) умственные способности, готовиться к выступлению. Грузинский пир походит на отчетно-выборное собрание: ты записался в прениях и вздрагиваешь всякий раз, как встает председатель.
Садясь за стол с двумя товарищами из Кобулети, я понимал, что ими руководит не только национальное гостеприимство, но и профессиональное любопытство, которое можно вполне понять, если вспомнить, что в нескольких километрах от Бобоквати проходит государственная граница. Итак, неплановая пирушка в доме Абдула Болквадзе носила административно-профилактический характер. И некоторая принужденность вначале давала о себе знать, до тех пор, пока один из кобулетских товарищей, пристально глядя на меня, не сказал:
— Получил письмо от Юрия Ивановича. Он пишет, что приедет ко мне отдохнуть. Он каждый год приезжает. Вы знаете Юрия Ивановича?
Я с облегчением воскликнул:
— Знаю! Знаю! Как же мне не знать Юрия Ивановича? И он меня знает!
У нас нашелся общий знакомый — Юрий Иванович. Мы обменялись некоторыми сведениями об Юрии Ивановиче, чтобы удостовериться, что он правда наш общий знакомый. И после этого все пошло хорошо.
Наконец-то мы погрузились в море, я и Абдул. Купальщиков, кроме нас, не было ни души. Близость милиции, теперь хорошо нам знакомой, внушала чувство безопасности.
Абдул ухал от счастья, стонал:
— У-у-у! Я никогда не купался. О-о-о!
— Купайся, Абдул, — агитировал я товарища. — Если будешь купаться, ты похудеешь.
— Ты думаешь, похудею? — загорелся надеждой Абдул. — Ты знаешь, в прошлом году я в Ленинград ездил, операцию делали. Камень из печени вырезали. Врач мне говорил, зачем такой толстый? Сала надо много резать, операцию трудно делать. Теперь купаться буду каждое утро...