Старая Москва. Старый Петербург

Минут пять или много шесть усердного трения головы моей костюмером привело меня в такое состояние, что я испугался, полагал, что мне приключилась какая-либо немощь: глаза мои видели комнату, всех и все в ней находившееся вертящимися. Миллионы искр летали во всем пространстве, слезы текли из глаз ручьем. Я попросил дежурного вахмистра остановить на несколько минут действие г. костюмера, дать отдых несчастной голове моей. Просьба моя была уважена, и г. профессор оболванения голов по форме благоволил объявить вахтмейстеру, что сухой проделки на голове довольно, теперь только надобно смочить да засушить; я вздрогнул, услышав приговор костюмера о голове моей. Начинается мокрая операция. Чтобы не вымочить на мне белья, вместо пудромантеля окутали рогожным кулем; костюмер стал против меня ровно в разрезе на две половины лица и, набрав в рот артельного квасу, начал из уст своих, как из пожарной грубы, опрыскивать черепоздание мое; едва он увлажил по шву головы, другой костюмер начал обильно сыпать пуховкою на голову муку во всех направлениях; по окончании сей операции прочесали мне волосы гребнем и приказали сидеть смирно, не ворочать головы, дать время образоваться на голове клестеркоре[509]; сзади в волоса привязали мне железный, длиною 8 вершков, прут для образования косы по форме, букли приделали мне войлочные, огромной натуры, посредством согнутой дугою проволоки, которая огибала череп головы и, опираясь на нем, держала войлочные фальконеты с обеих сторон на высоте половины уха. К 9 часам утра составившаяся из муки кора затвердела на черепе головы моей, как изверженная лава вулкана, и я под сим покровом мог безущербно выстоять под дождем, снегом несколько часов, как мраморная статуя, поставленная в саду».

На первых порах такие реформы поглощали все внимание начальствующих лиц. Известно, что Павел шутить не любил…

Во внутренность Михайловского дворца вели четыре большие лестницы и две меньших размеров. Гранитные ступеньки парадной лестницы поднимаются между двумя балюстрадами из серого сибирского мрамора и пилястрами из полированной бронзы. Наверху лестницы стояли на часах два гренадера, лестницы наружно запирались большими стеклянными дверями. Наверху же, у входа, были великолепные красного дерева двери, украшенные бронзой. Правая дверь вела в парадные комнаты императора; но, помимо этих дверей, можно было войти из передней налево в овальную залу, в которой дежурило 30 солдат с одним офицером. Этот караул постоянно сменялся из одного и того же полка, между тем как другие караулы во дворце исполняли солдаты из других полков.

В передней овальной комнате стоял бюст шведского короля Густава Адольфа, на потолке был плафон весьма плохой работы Смуглевича, здесь же висели шесть картин исторического содержания работы гг. Шебуева и Угрюмого и две картины английского художника Аткинсона.

В этой зале впоследствии было выставлено тело императора; лежало оно на парадной постели, ногами к окнам. Н. И. Греч в своих воспоминаниях говорит: «Я раз десять ходил в Михайловский замок и мог видеть только подошвы его ботфорт и поля широкой шляпы, надвинутой ему на лоб. Едва войдешь в дверь, указывали на другую, с увещанием: „Извольте проходить“». Императора Павла похоронили накануне Светлого Христова Воскресения, 23 марта. Когда везли его тело, то по обеим сторонам улиц стояли войска в беспорядке, с большими интервалами.