Старик и ящер (СИ)

Засыпали у огня, но наутро, когда костер давно прогорел, было даже более промозгло, чем до рождения лесного бога. Однообразные редкие деревья до зубовного скрежета надоели Эйзе, и она обрадовалась, когда к концу третьего дня лес закончился, выведя путников к широкому оврагу, по дну которого стелился туман. В пропасти не было видно ничего, лишь белая пелена, поднимающаяся до самого края оврага. В эту мглу уходил мост, сложенный из досок, перетянутых канатами. На вид он казался хлипким, и едва ли способным выдержать больше десятка человек. В местной сырости канаты давно должны были сгнить, и Эйза не доверяла почерневшим доскам с раскрошенными серединами. Но крылатого ящера поблизости не было, и, чтобы перебраться на другой край оврага, приходилось идти по мосту. Наверное, можно было спуститься в лощину, однако неизвестная глубина и почти никакая видимость страшили Эйзу больше, чем шаткие доски и гнилые канаты.

Заночевать решили у края леса, а наутро, когда сумерки перестанут скрадывать очертания предметов, пройти по мосту.

Низко висели тучи, начинал накрапывать мелкий дождь. Спрятавшись под раскидистой кроной старого дуба, Эйза и пантера мрачно смотрели на клубящийся в лощине туман. Казалось, белесые щупальца протягиваются к ним, ползут по берегу, но развеиваются прежде, чем могут достать до путников. Вскоре исчез последний свет зашедшего солнца, и пала ночь. Весь хворост, что можно было собрать поблизости, давно отсырел, и Эйза, плотно завернувшись в плащ, жалась к кошке. Теперь она была благодарна богине за то, что та вручила отороченные мехом сапоги с ног одной из своих жертв. Забрызганные кровью и вид имеющие весьма непривлекательный, они, тем не менее, спасали ноги от холода лучше, чем любая другая обувь.

Наутро выглянуло солнце, но туман не рассеялся, и видимость лучше не стала. Ноги и спина почти не сгибались после холодной ночи, и Эйза выпрямлялась, будто старуха, едва удерживая равновесие. Доковыляв на негнущихся ногах до моста, она хотела было ступить на первую доску, как вдруг прямо перед ней, словно из ниоткуда, выросло странное существо. Туловищем оно напоминало покрытую чешуей громадную кошку, но голов на туловище было три: львиная, орлиная и драконья.

Эйза отшатнулась, но чудовище не собиралось нападать. Оно лишь стояло подле моста и внимательно разглядывало путников. Убедившись, что в ближайшее время ее не убьют, Эйза осторожно поклонилась и произнесла:

– Приветствую тебя, кто бы ты ни был. Меня зовут Эйза, я дочь островного бога, мне нужно перебраться на другой край оврага, если ты, добрый господин, позволишь.

Добрый господин некоторое время смотрел на нее, затем издал зловещий то ли рык, то ли крик, то ли клекот, по которому нельзя было определить, что думает чудовище.

– Как не помнить тебя, Эйза, дочь островного бога, – произнесла львиная голова на чистом гернском наречии. – Ведь я видал твою матушку: она вылизала мне зад и дала поиметь ее во все щели, чтобы пройти по мосту.

– Моя матушка ходила по мосту? – удивилась Эйза. – Ты, верно, что-то путаешь: она жила в Лурде, а затем бежала на мой остров и никогда не бывала восточнее Лаурадамана.

– Я видел твою матушку, – упрямо продолжила орлиная голова. – Она ходила по городу и платила каждому мужчине, кто возьмет ее прямо на улице.

– Что ты несешь! – раздраженно воскликнула Эйза. – Ты ведь даже не знаешь мою мать!

– Я видел твою матушку, – подхватила драконья голова. – Она купила в Алабреске большого красивого коня, пошла с ним на озеро Нунав Лек, легла на камень и заставила коня с ней совокупиться.

– Да что с тобой такое! – непонимающе вскричала Эйза. – Моя матушка не совокуплялась ни с какими конями, и тебе это прекрасно известно. Либо ты меня с кем-то путаешь, либо ты просто дурень!

– Может, и дурень, – отвечала львиная голова, – только я видел твою матушку…

– Да хватит про матушку! – не выдержала Эйза. – Единственный, кого ты мог здесь видеть, это мой отец: луны не сменилось, как он ходил здесь: высокий старик, искал, должно быть, ящера с вербной веткой.

Три пары глаз внимательно уставились на нее.

– Так ты его дочь! – воскликнула драконья голова. – Что же сразу не сказала? Знаю твоего отца, хороший мужик, душевный. Хочешь пройти – так проходи, я его дочери мешать не буду.

Не зная, чем обольстил отец это странное существо, все еще сомневаясь в искренности чудища, Эйза осторожно протиснулась мимо него и ступила на мост. Пантера последовала за ней. Доски скрипели и покачивались под их весом, но не так жутко, как то представлялось вечером. Когда прошли с десяток шагов, страж моста смущенно окликнул:

– Эйза!

Она обернулась.

– Ты милая девица и, я уверен, хорошая дочь, но разговаривать у тебя, как бы сказать, не очень получается. По моему мосту ходят редко, поэтому у меня много времени, и бывает, я мастерю разные поделки.