Старик и ящер (СИ)

Наполовину забросанные землей, словно им было уже много дней, в укрытии лежали скорлупы. Выкопав одну, Эйза поняла, что яйцо, которое она покрывала, должно было быть высотой с ее предплечье, и подумала, что чудовищное пресмыкающееся или не менее чудовищная птица тоже посчитали это место лучшим из укрытий на берегу.

– Чего ты боишься? – спросила она, протягивая пантере скорлупу. Кошка тут же принялась обнюхивать осколок. – Они забросаны землей. Прошло уже много времени, детеныши вылупились и выросли, а их мать слишком велика, чтобы явиться сюда.

С этими словами Эйза забралась под гранитную кровлю, подтянув ноги к животу. Пантера была так громадна, что не помещалась в крохотное пространство, потому легла перед сооружением, и ее пушистый бок окончательно закрыл Эйзу от ветра и чужого взгляда. Привалившись к горячему боку, Эйза свернулась, как котенок, чтобы сохранить тепло, и вскоре уснула.

Утро принесло с собой влажную прохладу. Небо сплошь затягивали серые облака, то и дело начинал моросить дождь. Эйза проснулась от того, что не могла разогнуться. Холод сковал спину, и больших усилий стоило вытянуть ноги, коснувшись стопами сочленения плит. Только почуяв, что она проснулась, пантера вскочила на ноги, и Эйза рухнула головой в траву. Потирая ушибленный затылок, негнущимися руками заворачиваясь в плащ, Эйза смотрела на озеро. Гладь была спокойна и холодна, лишь мелкие круги шли по ней от дождевых капель. То и дело озираясь, словно мирная ночь ни на миг ее не успокоила, пантера подошла к воде и, опустив передние лапы в озеро, одним ударом вышибла на берег красноперого окуня. Затем быстро отошла от воды, отволокла рыбу и принялась рвать зубами, пока несчастный окунь был еще жив. Словно страшное предчувствие закралось в душу Эйзы. Почти не мигая, смотрела она, как кошка потрошит рыбу, и в сердце ее рождался страх, будто и ее вскоре должны были сожрать, не оставив и памяти. Тряхнув головой, Эйза сняла и расправила плащ, попытавшись сбить с него водяную взвесь. Грубая шерстяная ткань промокла и отяжелела и слабо спасала от холода. С грустью Эйза подумала, что человеческая женщина на ее месте вскоре заболела бы и умерла, оказавшись в этом неприветливом краю. Ей же, видимо, суждено болеть до самого огненного обруча, где ужасный жар мигом выгонит из нее простуду, а там и самую душу.

Еще она подумала, что, если в озере водится рыба, значит, оно не ядовито, и либо подземный жар начал выходить сюда только недавно, либо она видела просто речное животное. Оставив мешок с золотом в укрытии, с трудом переставляя окоченевшие ноги, Эйза добралась до озера и опустилась на берегу. Пить ледяную воду она бы сейчас не стала, потому принялась умываться, стуча зубами от холода. Она делала это так медленно, что не заметила, как на поверхности озера снова показались пузыри и тихое, но пронзительное шипение раздалось над водой. Этот звук, издаваемый словно огромной змеей, заполнял, казалось, все пространство. Отшатнувшись от кромки воды, Эйза хотела было вскочить, но онемевшие ноги не слушались ее. Озеро тем временем бурлило и клокотало, будто чудовищный костер подогревал его снизу.

– О, друг мой, сюда, сюда скорее! – крикнула Эйза в отчаянии.

Она ждала, что пантера примчится к ней и даст взобраться себе на спину, а затем унесет прочь из этого жуткого места. Но пантера, подскочив к озеру, внезапно прыгнула в середину бурлящего котла и пропала там, словно в одночасье сварилась.

Однако то был вовсе не котел, и в этом Эйзе удалось вскоре убедиться. Издавая леденящее душу шипение, над водой поднялась голова на длинной шее, покачиваясь, будто змея. Эйза и решила бы, что это водяная змея, но голова была драконья. Не успела Эйза понять, что за чудище явилось перед ней, как еще четыре головы показалось рядом с первой. Они были так похожи друг на друга, что Эйза догадалась: головы принадлежат одному туловищу. Вода вокруг них кипела, и алые струи разливались в ней, будто кровь. Должно быть, это и была кровь: когда поднялись еще три головы, Эйза увидела, что они пытаются стряхнуть с себя пантеру, вцепившуюся, словно клещ, в одну из восьми шей.

Пока три головы боролись с кошкой, остальные пять вперили взгляды в Эйзу. “Оставь ее, давай уйдем!” – хотелось закричать ей, но слова теснились в горле, не желая выходить, и с губ ее сорвался только жалкий писк.

Гидра, словно окончательно уверившись, что жертва не двинется с места, запрокинула две головы и издала жуткий звук, похожий на удары железных пластин друг о друга. Тотчас вода под ней закипела снова, будто крошечные воронки образовались в озере, и, яростно шипя, на поверхности появились еще восемь голов, затем шестнадцать, потом три десятка, вот уже почти сотня. Двенадцать малышей-гидр услышали призыв матери и, как она, уставились на Эйзу.