Старик путешествует

В левой стороне от входа хотя бы торчат останки выкорчеванных строений, буддистские монастыри и храмы (впрочем, по-моему, не старые), а вот справа — только трава растёт. В буддистских храмах разбитные молодые монахи в очках, я предполагаю, что учившиеся в Бурятии, помогают туристам разобраться в хаосе антикварных лавок, которые представляют собой буддистские храмы. Богов неисчислимое множество, такое впечатление, что их намеренно напридумывали, чтобы придать важности совершенно пустой религии. Я назвал буддизм «индийским импортом», его ярко аляповатые картинки такие грубовато-индийские, что так и хочется назвать их — сны обкурившегося индийца.

Есть там и зоопарк, если я не перепутал. А чем заполнить правую часть Степного кремля, ещё не придумали, потому там растут толстые сухие травы. Два потока монголов и туристов, туда и обратно, идут по асфальтированной дорожке. Монголы — вырядившись в свои лучшие деревенские наряды: сапоги гармошкой, сложные штаны чуть ли не до подмышек. Шляпы из крашеной соломки, под которыми грубые разбойничьи лица. Это мужчины. Женщины же, и молодые, и старые, несут на себе тяжёлые шелка.

Ощущение музея (в 2011-м ЮНЕСКО провозгласило здесь музей: «Культурный ландшафт долины реки Орхон»). Ну вот с тех пор и торгуют. Чингиз-ханом и свастиками. Ещё недалеко, в долине Орхона показывают каменную черепаху, которую якобы видел ещё Марко Поло.

Если в Степном кремле был имперский дворец, где монгольские ханы оставляли свои семьи, то где остатки защитных сооружений? Ничего такого. Базар в голой ровной степи. В современном Хархоруме прописаны 9.439 человек.

Я, желавший увидеть хотя бы свежие раскопки древней столицы, был экстремально разочарован. Решили иметь свою древность. Но это не древность.

Дул ветер с пылью. Последние монголы уходили из своего Степного кремля.

Монголия / Буддизм / 2019 год

Там, в Хары-Хурам, в монастырях, давно оккупированных буддистами, после кого-то, кто там находился совсем недавно, в каждом помещении были свой куратор и свой гид. Гид это был по большей части худой ещё юноша в очках, увлечённо рассказывающий о скульптурах и рисунках в этом складе случайных вещей, которые ему (или им) удалось притащить и сгрузить здесь.

Я не уверен, что все эти якобы божества были буддистскими; у меня такое впечатление, что половина их вовсе не была буддистскими. То, что они не европейские, было понятно, но, может быть, индонезийскими или ещё откуда из Азии. «Индийский импорт» — презрительно поименовал я аляповатые картинки и позолоченные скульптуры. Стены из кирпича отдавали и сыростью, и запустением. Может быть, до того, как стать буддистскими монастырями, это был склад. Ну, какого-нибудь купца, привозившего в Монголию сахар-спички-соль?

Сколько божеств в буддизме? А вряд ли кто знает. Тысячи — это точно. Учителей буддизма — десятки, а то и сотни тысяч. Многие из них напридумывали своих божеств.

Лес непролазный божеств.

Ну вот, в тех помещениях, где буддисты ещё не обустроились как следует, они прилепили или прикололи к стенам несколько аляповатых картинок, предполагая, что когда обустроятся, то притащат ещё скульптур и рисунков. Как в антикварном магазине, они будут стоять и на полу, и на подставках, большей частью страшные рожи. Такие страшные рожи могли придумать только язычники, те боялись своих идолов.

Я вспомнил отель, в котором мы остановились в Улаан-Баатаре, и подумал, что отель этот — куда больший храм, чем буддистские монастыри. Это храм шестидесятых годов, с золотыми обоями и вишнёвого густого цвета мебелью из тяжёлой формики. Ненужно тяжёлой мебели, там у меня лежал на соседней кровати режиссёр, взаправдашний бурят, старый, немного говорящий и по-монгольски. Интересно, что, пересёкши границу с Монголией, он попросил нас больше не называть его Сергеем, а называть его бурятским его именем, которое тоже начиналось на «С».

Монголия / Юрта

Под монгольскими звёздами в полсотни шагов от легендарной реки Орхон, где, по преданию, купались дети Чингиз-хана, вот и наша юрта. Я выбрал себе ребят поспокойнее, не угадал только с Хаски — он пришёл в юрту заполночь.

Снаружи стоит — похожа на палатку. Но таинственная. Внутри — кровати, в нашей, по-моему, было пять.

И жуки. Такие, с ноготь величиной или с полногтя. Монголы сказали нам, что это ваши из Сибири, от пожаров вот бежали в Монголию.

Может, и наши, может, и из Сибири, на них не написано. Они, как саранча, падали сверху. Ну привыкли мы. Железная печка, из неё труба выходит в звёздное небо.

Кочевники возили свои юрты куда хотели. Каркас укрепил, а далее чем Бог послал покрывали. Кто кожей, кто мехами, кто брезентом, она же парусина.

Фигово-бедно, но от ветра, и дождя, и снега скрывает. Если надеть на себя всё, что у тебя есть, и накрыться парой одеял, то уснёшь и без печки.