Читаем Старик путешествует полностью

Свои стада монголы пасут теперь на мотоциклах. Животные привыкли к мотоциклам и, видимо, считают их тоже видом животного.

В Монголии обитают около 3 миллионов человек, а скота у них 70 миллионов. Так что они не бедные, какими их считают в Европе и в России, у них только богатство другое.

«Вы знаете, что у нас нет понятия «сенокос», — сказал мне здоровенный монгол в очках. — Мы никогда в нашей истории не заготавливали сена. Мы выгоняем свои стада, и они пасутся, а если немного снега выпадет, так не беда».

В этот момент наш автомобиль тормознул, давая возможность смешным козам — целое дефиле коз — перейти дорогу. Козы шли по двое, как китайские школьницы благовоспитанные, и не толкались.

Монголия — это зелёные холмы, покрытые изумрудно-свежей травой, которую самому хочется схрумкать, словно ты жеребец, овца или коза. Один зелёный холм переходит в другой, а там, где есть от скручивания холмов воронки, там вырастают обычно несколько деревьев, или одно дерево, или небольшая роща, но таких воронок мало. Монголия — это зелёные холмы, и очень резко, как остатки старых зубов, торчат куски скал.

<p><strong>Монголия — IV</strong></p>

В Улаан-Баатаре — столице Монголии — живёт 1 миллион 600 тысяч жителей. Это тесно застроенный ад, где невозможно проехать. Один раз мы стояли в пробке на углу 50 минут. Я никогда не был в китайских городах, но, думаю, Улаан-Баатар — принципиально китайский город.

Китайцы — враги монголов, они столетиями пытались их подчинить, и внутреннюю Монголию они подчинили, а эту, где мы, — нет, но вот столица у монголов — принципиально китайская столица.

<p><strong>Абхазия / Стрельба из израильского пулемёта</strong></p>

По только им известным колеям мы ехали за головной машиной, где сидел донецкий комбат. Всего машин было три.

Пейзаж был неприветливый. Зелёнка, отходящая в черноту. Свойство листьев растений? Или мрачная погода, тень туч, падающая на пейзаж?

Мы везли оружие смерти: вдобавок к трофейному изящному израильскому пулемёту — ещё несколько отечественных АК. Да и пистолеты были.

Доехав до ржавого перекошенного стола среди кустарника, выгрузили и пулемёт, и все другие прелести. Толпа у нас образовалась внушительная: и, что называется, первоходы (те, кто впервые за пулемёт взялись), и ветераны лет по сорок, загубившие, я полагаю, не одну вражью душу.

Был там один бравый молодой атлет, который мною всё любовался и восклицал время от времени: «Живая легенда!» — чем меня, я признаюсь, смущал… От слова «легенда» несёт старостью ведь.

Мы никак не могли заставить пулемёт стрелять, захапывая патроны из ленты, которая свёрнута была в цвета хаки мешке. Ну никак! Возились, возились, плюнули, загнали патроны в обычные из-под автоматов рожки и стали тогда стрелять очередями и одиночными.

Я всегда не любил очередями. Я люблю одиночными. Мне настроили на одиночные.

И даже из рожков случались перекосы, сминались и патроны, и гильзы. Калибр был смехотворный, 5,6 мм, но устроен был патрон хитро: двухоболочковый он был. Первая оболочка пробивала цель, вторая имела кумулятивную задачу — как бы микровзрывалась внутри цели. То есть подлый патрон. Но и на гильзу жадно отвели мало металла, она имела вмятины при выбрасывании, а двухоболочковая пуля крошилась, пучилась и застревала в стволе, её приходилось выковыривать.

— Если это они таким оружием будут с нами воевать, это их хвалёное НАТО, то у них нет шансов, — сказал донецкий комбат, приехавший в Абхазию в отпуск.

— Вот ещё что я вам скажу, — добавил донецкий комбат, втянув глубоко в себя воздух. — В помещении из него недолго постреляешь, задохнёшься нафиг, так едко порохом отдаёт. — И, брезгливо бросив пулемёт, взял со стола автомат Калашникова и чётко застучал из него одиночными, срезая ветви кустарников впереди.

Не зная друг друга, даже не выпив за знакомство, мы пожали друг другу руки и, молчаливо рассевшись по машинам, уехали в том же порядке.

Недалеко от выезда с этой территории (никаких ограждений и ворот) стояла полицейская машина. Полицейские наверняка слышали грохот выстрелов, но не шелохнулись — как были равнодушными профилями, так и остались равнодушными профилями.

В какой-то момент и мы потерялись в потоке машин. Ищи-свищи, если хочешь…

Клочья туч, стремительно сгущающаяся природа, сцепляющаяся в один тёмный комок, — вот что мы оставили после себя в той местности, где показал свои худшие качества израильский пулемёт.

В январе 2020-го случился в Сухуми бунт. Протестующие собрались у здания администрации президента и, выломав двери, захватили его.

«Одним из организаторов акции протеста является Ахра Авидзба», — прочитал я в интернете.

Так это парень, кто вместе со мной опробовал израильский пулемёт в сентябре 2019-го.

<p><strong>Абхазия / Купание в Чёрном море</strong></p>
Перейти на страницу:

Все книги серии Vol.

Старик путешествует
Старик путешествует

«Что в книге? Я собрал вместе куски пейзажей, ситуации, случившиеся со мной в последнее время, всплывшие из хаоса воспоминания, и вот швыряю вам, мои наследники (а это кто угодно: зэки, работяги, иностранцы, гулящие девки, солдаты, полицейские, революционеры), я швыряю вам результаты». — Эдуард Лимонов. «Старик путешествует» — последняя книга, написанная Эдуардом Лимоновым. По словам автора в ее основе «яркие вспышки сознания», освещающие его детство, годы в Париже и Нью-Йорке, недавние поездки в Италию, Францию, Испанию, Монголию, Абхазию и другие страны. Книга публикуется в авторской редакции. Орфография приведена в соответствие с современными нормами русского языка. Снимок на обложке сделан фотоавтоматом для шенгенской визы в январе 2020 года, подпись — Эдуарда Лимонова.

Эдуард Вениаминович Лимонов

Проза
Ночь, когда мы исчезли
Ночь, когда мы исчезли

Война застает врасплох. Заставляет бежать, ломать привычную жизнь, задаваться вопросами «Кто я?» и «Где моя родина?». Герои романа Николая В. Кононова не могут однозначно ответить на них — это перемещённые лица, апатриды, эмигранты, двойные агенты, действовавшие между Первой и Второй мировыми войнами. Истории анархиста, водившего за нос гитлеровскую разведку, молодой учительницы, ищущей Бога и себя во время оккупации, и отягощённого злом учёного, бежавшего от большевиков за границу, рассказаны их потомками, которые в наши дни оказались в схожем положении. Кононов дает возможность взглянуть на безумие последнего столетия глазами тех, кто вопреки всему старался выжить, сохранить человечность и защитить свои идеи.

Николай Викторович Кононов

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги