Старина Кох. Почему чахотка занимает наши умы, сердца и легкие

«Наш Шопен неподражаемо грациозен, когда кашляет, но, извините за каламбур, в этом нерешительном и непостоянном человеке только кашель и есть нечто постоянное»[10].

Даже тем, кто плохо знаком с классической музыкой, известны западающие глубоко в душу лирические вальсы польского гения Шопена. «Болезненный талант», – говорили о нем современники. И действительно, с юных лет бросалась в глаза худоба и болезненная изящность композитора, его глуховатый голос и постоянный кашель. После исполнения своих произведений Шопен не в силах был встать из-за рояля; что было тому виной – чрезмерная эмоциональная отдача или действие туберкулезной интоксикации, – мы уже не узнаем. И с музыкой отношения у Шопена были несколько болезненными. Будучи крайне эмоционально неустойчивым, он буквально рвался к роялю в любое время дня и ночи, когда ему хотелось прикоснуться к клавишам, причем с самого раннего возраста. Подобно Моцарту, уже в возрасте 7‒8 лет Шопен представлял свои первые произведения знатной публике и был ею тепло встречен. И в дальнейшем, несмотря на свое смешанное происхождение (отец был крестьянином, а мать – хорошо образованной экономкой в графском доме) и скромный достаток семьи, Шопену удалось попасть в высший свет парижского общества лишь благодаря своему таланту. Он был учителем Шарлотты Ротшильд из богатейшей династии, что открыло ему путь в знаменитые салоны. Также он был дружен с Дюма-отцом, Стендалем, Бальзаком.

Одна из самых популярных историй любви, о которой часто судачат в прессе, – это Шопен и Жорж Санд. Они были полными противоположностями: он – хрупкий и даже женственный, она – высокого роста, в мужских костюмах, с трубкой… Он – меланхоличный романтик, она – решительна до напористости. Похоже, именно ей принадлежала идея вывезти Шопена в теплый климат – в Испанию, на Майорку. Из писем Жорж Санд мы узнаём, что Шопен сталкивался с самой настоящей стигматизацией своего заболевания. По предположению Л. Дворецкого[11], в Испании к чахотке относились как к инфекционному, то есть заразному, заболеванию задолго до открытия Р. Кохом возбудителя туберкулеза. Поэтому, когда Шопен с Санд прибыли на Майорку, чтобы поправить его здоровье, они столкнулись со значительными трудностями при поиске жилья. Санд пишет о хозяине усадьбы, где они сперва поселились, а позже были выселены, когда состояние Шопена стало очевидным: «Он обязал нас оплатить побелку и повторную штукатурку всего особняка, назвав это мерами по уничтожению заразы, оставшейся в доме после больного катаром. Тем не менее худо оказалось не без добра: уж до такой степени невтерпеж было нашему хозяину избавиться от всех принадлежностей, коих могла дотрагиваться наша рука, что он согласился продать нам сразу всё сдаваемое нам в аренду старое белье». После этого события многие хозяева стали отказывать им из-за болезненного вида, кашля и кровохарканья композитора, и в конце концов Шопен, Санд и ее дети нашли пристанище в монастыре. Климат оказался таким же недружественным, как и население. Зима на Майорке была ветреной и дождливой. К тому же Шопену досталась келья, с его слов, напоминающая гроб. Состояние его, разумеется, ухудшилось. Решено было уезжать, но и это оказалось не так-то просто сделать. Из-за слухов о болезни Шопена, распространившихся по острову, путешественников отказывались брать на борт, к тому же и вид его говорил сам за себя. Фортепиано Шопена, обладавшее необычайным звуком, так и осталось на Майорке – возникли трудности с таможней, – а сохранилось в целости оно, вероятно, потому, что местные жители опасались к нему прикасаться.

Позже в кельях монастыря в Вальдемоссе был открыт музей, а то фортепиано стало его главным экспонатом. Надо сказать, что даже сейчас, в XXI веке, отношение к вещам больных остается противоречивым. С одной стороны, давно доказано, что туберкулез передается сугубо воздушно-капельным путем (то есть при прямом контакте), а с другой – люди продолжают избавляться от вещей в домах, где когда-то жил больной туберкулезом, и даже бросают свое имущество в больницах, опасаясь его забирать. Многие медицинские работники подкрепляют эти убеждения больных, запрещая делить с больным вещи общего пользования, что негативно сказывается на способности людей признать и принять болезнь.