Он полагает, что у него в запасе есть несколько дней, даже неделя. Он подписал все жалкие бланки Грейвли, но ему потребуется время, чтобы собрать все его чудовищные машины на краю земли Старлингов. Он отдал Бейн три ключа, пока она улыбалась ему с таким профессиональным удовлетворением, что он ненадолго представил себе, как вставляет один из них ей в глаз, как Опал делала это со Зверем, но не четвертый.
Четвертый он заберет себе, как только туман снова поднимется. У него есть подозрение, что это произойдет нескоро — не иначе как из-за тяжести воздуха и колючек в основании позвоночника.
Артур думает, что, наверное, должен чувствовать скорбь, но все, что он ощущает, — это облегчение, настолько сильное, что оно напоминает эйфорию, какую может испытывать бегун на дистанцию, выходя на последнюю милю очень длинного забега. Это началось в тот момент, когда его перо коснулось бумаг Грейвли, — спокойное ощущение, что он уравновешивает невидимые весы. Очень скоро Опал будет в безопасности.
И вообще, ему нравится симметрия: первый Смотритель Старлинг Хауса исчез в Подземелье, чтобы никогда больше не быть увиденным, и последний тоже. Дом может оплакивать его, но недолго. Скоро за ним придут машины Грейвли и засунут его в какую-нибудь воронку, где он и сгниет, не будет никак отмечен, никто о нем не вспомнит, если не считать слабого запаха глицинии в начале лета.
Он заканчивает опустошать пластиковый пакет, который украл на руднике, и высыпает розовые кристаллы из ладоней. Стены вокруг него дрожат, и он осторожно прикасается к камню.
— Я знаю. Но я не могу допустить, чтобы за мной кто-то следил. — Ему кажется ужасным высокомерием воображать, что кто-то попытается это сделать, но он вспоминает, как она смотрела на него, когда он вошел в конференц-зал — зубы обнажены, глаза горят на грязном лице, — и думает, не стоило ли ему украсть больше взрывчатки.
Он поднимается все выше и выше, через дверь в подвал, мимо библиотеки, обратно в свою маленькую комнатку на чердаке. Он зажигает лампу и сидит в мягком свете, размышляя, стоит ли ему спать, но зная, что не заснет. Шальной ветерок проникает в окно, насыщенный и сладковатый, и треплет рисунки, приколотые к стене. Один из них отрывается и падает на пол.
Артур наклоняется к нему и замирает, увидев полоску золы на странице. Он резко смеется, и впервые осколок боли пронзает его странную радость.
— Брось это, — говорит он. — На этот раз она не вернется.
Именно в этот момент, словно сам Дом так распорядился, он слышит отдаленный стук кулака по входной двери.
Когда кто-то переступает порог дома Старлингов, Артур знает об этом. Это просто часть бытия Смотрителя, слияние земли, дома и тела, которое не позволяет ни одной из этих вещей полностью отличиться от другой. Но он не ощущал ни сквозняка открывающихся ворот, ни слабого биения чужого сердца.
Возможно, Дом скрыл ее от него; возможно, она бывала здесь столько раз, потея, истекая кровью и дыша, что земля уже не встречает ее как нарушительницу, а как часть себя.
Артур дважды спотыкается на лестнице. Он останавливается перед входной дверью, задыхаясь, чувствуя отчаяние, беспомощность, голод и глубокое раздражение, как всегда в ее присутствии.
Она снова стучит. Он понимает, что не должен отвечать, что это только все усложнит.
Но он отвечает.
Опал стоит на пороге и смотрит на него с тем же настороженным, усталым выражением лица, которое было у нее в первый раз, когда он нашел ее за воротами своего дома. Ему хочется запомнить ее: хитрое серебро ее глаз и кривые передние зубы, лунную белизну ее кожи и поразительную черноту ее веснушек, похожих на негативы созвездий. Вокруг каждого запястья у нее набухшие красные кольца, а две костяшки пальцев на правой руке раздвоены.
Артур не должен тянуться к этой руке. Он не должен брать ее в свою и проводить большим пальцем по покрытым коростой костяшкам, вспоминая разбитую губу Элизабет Бейн и ощущая прилив странной, собственнической гордости. Ему точно не стоит подносить костяшки пальцев к губам.
Он слышит быстрый вдох. Глаза Опал темные, неуверенные.
— Ты трезв?
— Да. — Он гадает, правда ли это. С того дня, как Джаспер ворвался в дом, он не выпил ни капли настоящего алкоголя, но чувствует себя невесомым, отстраненным от самого себя, а свет в окнах приобретает какой-то лихорадочный, расколотый вид, который ассоциируется у него с дешевым виски. Весь дом вокруг него словно ожил, под его босыми ногами пульсирует присутствие.
Опал не выглядит убежденной. Она переводит взгляд на свою руку, которую все еще держит в его, потом снова на его лицо. Ее подбородок приподнимается.
— Ты снова собираешься выгнать меня?
Это должно было прозвучать как вызов, как насмешка, но в ее голосе есть грубость, которую Артур не понимает.
— Я должен, — честно отвечает он, но не отпускает ее руку. Он твердо напоминает себе, что в его жизни нет места желаниям, что каждый раз, когда он уступал своим детским желаниям, это обходилось ему ужасной ценой. У него есть все, что ему нужно, и этого достаточно.
Просто иногда, да поможет ему Бог, он хочет большего.