Старлинг Хаус

В первоначальном сценарии этого разговора я почти уверен, что это была моя фраза. Это я показала ему дверь из Идена, вручил ключи от собственного будущего.

— Тебе шестнадцать.

Джаспер улыбается, немного застенчиво, немного гордо.

— Там нет требований к возрасту. Все зависит от результатов тестов, кредитов и прочего. Шарлотта помогла мне с подачей документов и SAT¹¹⁸. — Шарлотта, моя бывшая подруга, которая, как я теперь вижу, является стопроцентной предательницей, — А мама Логана помогла с документами на государственную помощь, и Миссис Гутьеррес подвезла меня сегодня в библиотеку. Я только что встретился со своим консультантом. Я уже записался на занятия.

Энтузиазм в его голосе немного стихает, он становится моложе.

— Я знаю, что должен был сказать тебе, но я хотел, чтобы это был сюрприз. — Он возится с пуговицей на манжете рубашки, вставляя и вынимая ее из отверстия. — Сначала я подал заявление на пару вакансий. Даже не получил ответа. Наверное, я хотел подождать, пока у меня не будет уверенности. И я хотел показать тебе, что могу это сделать. Что тебе больше не нужно заботиться обо мне. — Он снова смотрит на меня, заставляя резко отвернуться и провести рукавом по щекам. От запаха рубашки у меня только сильнее горят глаза.

— Опал, все в порядке. Я не бросаю тебя на произвол судьбы. У меня все распланировано: Я буду специализироваться на бизнесе, найду работу сразу после окончания школы. А потом наступит моя очередь заботиться о тебе. — Его рука неуверенно ложится на мое плечо, как будто он не уверен, что я ее укушу.

А я вроде как хочу. Как он посмел строить планы и красться за моей спиной? Как он посмел рассказать Логану раньше, чем мне? Как он смеет не нуждаться во мне? Вместо этого я говорю:

— Я не знала, что тебе нравится бизнес.

Он слегка смеется, как будто вопрос глупый, как будто я наивная, раз задаю его.

— Думаю, я узнаю.

— Ты любишь фильмы. Кино. Искусство.

Он поднимает плечо.

— И что?

— Значит, твои работы действительно хороши. Ты очень много над ним работал. Почему бы тебе не…

— Я не помню, как выглядела мама. Ты знала об этом? — Он произносит это без малейшего наклона, как человек, аккуратно убирающий ковер из-под ног оппонента. — Когда я пытаюсь представить ее лицо, оно расплывается в голове, и все, что я вижу, — это ты. — Он обращается к лобовому стеклу, взгляд устремлен на янтарные огни закусочной, голос низкий. — Опал, ты властная, всегда думаешь, что все знаешь лучше всех, и у тебя ужасный вкус на мужчин. Но ты думаешь, я не знаю, что я тебе должен?

Я думала, что мои ребра зажили, но, видимо, ошиблась, потому что в груди появилась ужасная боль. Да и сами кости на ощупь какие-то неправильные, меловые и рыхлые, как старая штукатурка.

Я жду, осторожно дыша, пока не смогу сказать:

— Ты ни черта мне не должен, Джаспер. Ты меня слышишь?

— Да, конечно.

Мне вдруг становится жизненно важно, чтобы он понял, чтобы он знал, что между нами нет весов, нет долгов; что я совсем не похожа на нашего двоюродного дедушку, предлагающего родство только на определенных условиях. Что я люблю его, а любовь стирает все бухгалтерские записи.

— Нет, я серьезно. Ты думаешь, я заботилась о тебе, потому что должна была, но это не так. Я могла бы отдать тебя в приемную семью — может быть, ради твоего блага мне стоило это сделать. — Джаспер начинает возражать, но я перебиваю его. — Но я этого не сделала, потому что не хотела. Помнишь, ты спал в моей кровати каждую ночь?

Подростковая боль пересекает его черты, как будто упоминание о его детских привычках причинило ему боль.

— Потому что мне снились кошмары, — бормочет он.

— Нет, дебил, потому мне снились. — Я сглатываю. — Потому что нам снились, я думаю.

Это правда. Каждую ночь это был либо дом, либо река, а иногда и то, и другое: комнаты, полные стремительной воды, лестницы, исчезающие в прогорклой белой пене, черная вода, льющаяся через разбитые окна. Я могла заснуть, только прижавшись к позвоночнику Джаспера, его дыхание свистело над гулом радиатора.

А теперь он сам сжимает грудную клетку, согнувшись так, будто ему больно. Я смягчаю голос.

— Я горжусь тобой. По-настоящему. — Я также злюсь, грущу и упреждаю одиночество, не в силах представить свой мир без него, но ему не нужно это знать. — Тебе обязательно нужно поступить в Университет Лос-Анджелеса. Но, пожалуйста, не специализируйся на бизнесе. Специализируйся на кино, истории искусств или гребаных интерпретационных танцах. Создавай странное искусство с ботаниками с твоих форумов. Напугай меня до усрачки, ладно?

— Ладно. — Он звучит неуверенно.

— Нет, обещай мне. Я хотела сделать тебе подарок, помнишь? — Я машу ему своим телефоном, где на сайте Стоунвуда все еще крутится слайд-шоу: плющ, ползущий по старому кирпичу; девушки с высокими белокурыми хвостами; библиотеки с арочными окнами; Джаспер, стоящий как мрачная фотография «до» преображения «до и после». — Но оказалось, что это был дерьмовый подарок. Так что позволь мне вместо этого подарить тебе это.

— Но…