Старлинг Хаус

— Нам нужно поговорить, после того как ты заберешь Джаспера. Я нашла кое-что в бумагах Грейвли, и думаю, тебе стоит…

— Я уже знаю, — мягко прерываю я ее. — Видимо, все знают.

Ее лицо пунцовеет от смущения.

— Я не уверена, что это так, Опал. Я должна отнести это своему другу-адвокату во Франкфурте, но я действительно думаю…

Но у меня нет времени беспокоиться об Историческом Обществе. Я целую Шарлотту в щеку, неловко машу Бев рукой, которая может оказаться салютом, и направляюсь к грузовику.

Артур следует на полшага позади меня. Я забираюсь на переднее сиденье, а он прислоняется к открытому окну.

— Забери его из Идена. Сегодня вечером, если сможешь. — Из его голоса исчезло жуткое веселье, он стал ровным и низким.

Чувство предчувствия вернулось, и холодок поселился в моем животе.

— Обязательно.

— Удачи. Он… — Рот Артура кривится. — Очень похож на тебя.

— Да, дебил.

— Я бы сказал, волевой.

Я щекочу подбородком пассажирскую дверь.

— Ты идешь?

Он коротко качает головой.

— Мне нужно вернуться в Дом. — Артур достает бумажник из заднего кармана и тянется через меня, чтобы опустить его в подстаканник. Его рука останавливается на рулевом колесе и крепко сжимает его. — Опал, поезжай с ним. Оставь Иден. — Он поднимает на меня глаза, и его горло перехватывает. — Пожалуйста?

Я изучаю его долгую секунду.

— Ты знаешь, не так ли?

— Что знаешь?

— Мою фамилию.

Пауза, затем резкий кивок.

— Если бы я знал раньше, то никогда бы не позволил тебе войти в дом. Какой бы волевой ты ни была.

Я мягко говорю:

— Я рада, что ты не знал. — Это правда. Те месяцы в Старлинг Хаусе были — да поможет мне Бог — самыми счастливыми в моей жизни.

Артур сглатывает.

— Уходи, Опал. И не возвращайся.

Я встречаю черный взгляд его глаз, не моргая, даже не заправляя волосы за ухо.

— Хорошо, — говорю я ему, — я уйду.

И по отчаянному облегчению на его лице, по тому, как его пальцы сжимают руль и поднимаются, чтобы коснуться моей щеки в мимолетном, ужасном прощании, я могу сказать, что он мне верит.

Я вижу Джаспера раньше, чем он меня. Он ждет у входа в библиотеку, склонив шею к телефону, волосы расчесаны и аккуратно уложены на пробор. На нем брюки и рубашка на пуговицах, которую он, должно быть, позаимствовал у Логана: воротник жесткий, манжеты тугие. Я знаю, что мой божий долг как его сестры — смеяться над ним, но мне не очень хочется смеяться. У меня странно болят глаза, как будто я смотрю, как что-то бесконечно дорогое исчезает за горизонтом.

Я останавливаюсь слишком быстро и оставляю фары включенными, выставляя Джаспера силуэтом на фоне кирпича, как преступника в черно-белом телешоу. Он щурится на свет и отмахивается от меня. Боль немного отступает.

Он скользит на пассажирское сиденье с рюкзаком на коленях, и я тщательно осматриваю его, убеждая себя, что он действительно здесь, целый и невредимый. Я все еще чувствую вкус кислого черного дыма в горле, все еще вижу зияющий рот на месте нашей двери.

— Привет, — мягко говорит Джаспер, и я скорее жму на газ, чем смотрю на него.

Некоторое время мы оба ничего не говорим. Джаспер опускает окно и позволяет ветру расчесать его волосы, наблюдая за проплывающим мимо миром с выражением странной ностальгии. Он словно делает мысленные снимки пейзажа и вставляет их в фотоальбом, превращая настоящее в прошлое. Брезент, натянутый над прилавками блошиного рынка, синий и потрепанный. Скопление мальчишек в шляпах с плоскими полями на парковке Dollar General. Желтое свечение электростанции ночью.

Я не отвожу глаз от белой полосы дороги, когда мы проезжаем Сад Идена, но вижу, как огни пожарных машин вспыхивают на фоне облаков, словно тепловые молнии.

Джаспер ругается.

— Как это случилось?

Мой первый порыв — солгать, ведь в мотеле не все было в порядке, но мне нужно, чтобы он бежал, когда я ему скажу. Поэтому я осторожно говорю:

— Я кое-кого расстроила.

Напряженная пауза, затем:

— Это был он?

— Кто?

— Потому что если да, если он был зол на тебя за то, что ты его бросила, или пыталась уничтожить украденные мной вещи, или еще что-нибудь, я помогу тебе спрятать тело.

Мне требуется несколько секунд, чтобы понять это, и в этот момент я кричу «Нет!» сильнее, чем нужно.

— Он никогда, никогда — ни одна из историй о нем не соответствует действительности — он, — добрый, глупый и отчаянно целеустремленный, мучимый собственной упрямой честью, — он хороший, — слабо заканчиваю я.

— Понимаю, — говорит Джаспер с такой мягкостью, что я чувствую, как по шее ползет тепло.

Проходит еще миля, прежде чем я прихожу в себя настолько, чтобы сказать:

— Это была та женщина Бейн. — Ну, в основном. — Она что-то хотела от меня. Я ей не дал.

— Господи… — Я слышу в его голосе недоумение, и я его понимаю. С каких это пор я стала отстаивать что-то или кого-то, кроме него? — Подожди, это были мои записи? Потому что я действительно…

— Нет, — заверяю я его.